{1958_ru}

ЧУ ЧЭН

ТАЙНА РАЗРУШЕННОГО ХРАМА

РИСУНКИ
Г. Епишина

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Министерства Просвещения РСФСР

МОСКВА 1958

Перевод с китайского С. Хохловой
Редактор Г. Мелихов

Эта книга рассказывает о героических делах китайских ребят во время Третьей гражданской революционной войны 1946–1949 гг. в Китае, когда весь китайский народ поднялся на борьбу с антинародным гоминдановским режимом.
Герой повести Сяо Лун-тань — ваш ровесник, ребята. Он оказывает очень важную услугу партизанам не только потому, что знает тайну старого разрушенного храма, но и потому, что он храбрый и мужественный мальчик.
А что это за тайна и какие приключения случаются с Сяо Лун-танем, вы узнаете, прочитав эту интересную книгу.

1. ПОКОРЕНИЕ СВЯТЫХ

Извилистая речка разделяет деревню Щицзябао на две части: та, что к югу, называется Цяньчжуан, та, что к северу, — Хоучжуан.
На спокойной зеленоватой поверхности речки плавают листья лотосов, на них примостились лягушки. Они громко квакают, и видно, как надуваются от напряжения их белые животы. Стайка серых утят безмятежно скользит по воде в тени прибрежной ивы; временами утята, словно по команде, ныряют в поисках рыбёшки или креветки. Но, выплыв на поверхность, они разочарованно отряхиваются и клювом приводят в порядок свои пёрышки. Их постоянные неудачи объясняются просто: кроме лягушек да улиток, ничего съедобного в этой речушке нет.
В восточной части Цяньчжуана у самого берега возвышается древний разрушенный храм. В нём давно уже нет ни монахов, ни богомольцев. В нишах в самых причудливых позах стоят статуи святых; у одной не хватает руки, у другой — ноги. Под парчовым одеянием, покрытым толстым слоем пыли, можно разглядеть их изувеченные тела, сделанные из дерева, рисовой соломы и глины.
Двор храма порос густой, высокой, почти в человеческий рост, травой, где даже средь бела дня не боятся шнырять проворные куницы.
Из множества расщелин в стенах доносится крысиный писк.
Среди жителей деревни существует поверье, будто в храме водится нечистая сила. Даже ночной сторож дедушка Цзинь Сун, который всегда говорит правду, не раз рассказывал, что однажды глубокой ночью, проходя мимо храма, он собственными ушами слышал, как там колотили в деревянную рыбу. Что же касается храмовых куниц, то люди старались их избегать и с благоговением называли «великими отшельниками».
Дети не осмеливались даже близко подходить к храму. Один только Сяо Лун-тань часто приходил сюда и лазил в густой траве, выковыривая из щелей сверчков. Иногда он карабкался по одной из колонн храма и вытаскивал из углублений под стрехой ещё не оперившихся воробушков. Летом в жаркий полдень Сяо Лун-тань частенько растягивался на выложенном квадратными плитами слегка влажном полу, подле ниш для святых, и засыпал. Он не боялся оборотней-куниц. Учитель Хуан говорил, что всё это вздор, придуманный суеверными людьми, и бояться этих россказней могут только маленькие дети. А Сяо Лун-тань ведь не ребёнок, ему недавно исполнилось целых десять лет!
Но впрочем, когда Лун-тань впервые забрёл в храм, нечего греха таить, он порядком перетрусил: грозные статуи, запустение и гробовая тишина испугали его.
Вооружённый сломанным ножом, Сяо Лун-тань вошёл в центральную часть храма с твёрдым намерением узнать всю правду.
«Неужели, — думал он, — эти глиняные истуканы могут заниматься колдовством и причинять вред людям? Нет, всё это выдумки». И он храбро шагнул к статуям.
— Нечего глаза пялить! — громко крикнул мальчик. — Я не боюсь вас!
«Я не боюсь вас!..» — глухо повторило эхо.
По спине Сяо Лун-таня пробежал холодок, волосы у него встали дыбом. Но он поспешно поднял с земли кусок кирпича и крикнул:
— Вы всё ещё смотрите? Ну, берегитесь!
«Ну, берегитесь!..» — снова прокатилось по храму.
Тогда Сяо Лун-тань прицелился в одну из статуй и с силой запустил в неё кирпичом. Затем он храбро полез в нишу и крикнул другой статуе, с длинной чёрной бородой:
— Сейчас вырву твою бороду!
Сяо Лун-тань глядел на повергнутых врагов, удовлетворённо усмехаясь. Он покорил их.
С этого дня Сяо Лун-тань часто прибегал в храм поиграть.

2. ТАЙНА РАЗРУШЕННОГО ХРАМА

Был жаркий день. У стен, высунув языки, тяжело дыша, лежали собаки. Птицы забились в самую гущу ветвей и неподвижно сидели там.
После полуденного сна Сяо Лун-тань вылез из ниши, зевнул и стал протирать глаза. Окончательно придя в себя, он вытащил из-под жертвенного столика свой старый, сломанный нож и стал точить его о каменную ступеньку. Проведя несколько раз ножом по камню, он поплевал на лезвие и принялся стирать с него ржавчину.
Вскоре видавший виды старенький нож засверкал. Сяо Лун-тань вскарабкался к верхнему краю ниши, отрезал от висевшего там полога длинный красный лоскут, стряхнул с него пыль и обвязал рукоятку ножа. Спустившись вниз, он поднял нож высоко над головой и с воинственным кличем выбежал во двор.
Он изображал из себя бесстрашного кавалериста и в данную минуту смело мчался в атаку на вражеские позиции.
— Сдаётесь, лювантуани?* — кричал он, обращаясь к траве.

* Во время революционной войны реакционные помещики бежали из освобождённых районов в районы господства Чан Кай-ши, где создавали для борьбы с народом вооружённые отряды лювантуаней (или хуаньсян-туаней). (Это и все последующие примечания сделаны автором.)

Противник не отвечал.
— Ага, вы ещё сопротивляетесь?!
Сяо Лун-тань кипел от гнева. Размахивая ножом, он ринулся в самую гущу травы, безжалостно кося её налево и направо. Нож сверкал под горячими солнечными лучами, скошенная трава падала на землю, её зелёный сок каплями стекал по боевой «шашке». Вскоре во дворе осталась едва лишь половина травы. Сяо Лун-тань был весь в поту.
Но он остановил своего «коня» лишь тогда, когда убедился, что все «лювантуани» уничтожены. Спешившись, он важно вошёл в храм. Его нарочито громкие шаги гулко звучали в тиши. Он поднял руку в ответ на приветствия воображаемой толпы бедняков, собравшихся со всех сторон, чтобы поздравить его с победой.
— Ура! Ура! — закричал мальчик.
«Ура!..» — эхом ответили стены храма.
Вверху, на стропилах крыши, сидел воробушек.
Испугавшись шума, он свалился вниз, захлопал своими слабенькими крылышками и влетел в нишу.
Сяо Лун-тань, не раздумывая, полез за птенцом, намереваясь поймать его, как вдруг перед ним мелькнула чёрная тень. Сяо Лун-тань испугался, но тут же увидел, что это всего-навсего старый воробей. Он с жалобным писком бросился на помощь своему детёнышу, смело пролетел над головой Сяо Лун-таня и ринулся вниз.
Мальчик отогнал воробья, а птенец забился в уголок позади статуи. Сяо Лун-тань попытался было забраться туда, желая во что бы то ни стало поймать воробья, но промежуток между статуей и задней стеной ниши оказался узким и тёмным. Однако мальчик был невелик, и ему удалось всё же туда протиснуться, хотя статуя шаталась, готовая вот-вот свалиться.
Сяо Лун-тань стал шарить рукой в темноте, но безрезультатно. Лицо его окутала паутина. Но он продолжал продвигаться вперёд. Вдруг ему показалось, будто сзади кто-то сильно дёрнул его, раздался треск: из штанов его был выдран порядочный клок.
«Беда, теперь бабушка заругает!» — подумал он.
Протянув руку к стене, Сяо Лун-тань нащупал небольшое металлическое кольцо, покрытое ржавчиной. Скоба, на которой оно держалось в стене, и зацепила Сяо Лун-таня за штаны.
— Вот я тебе сейчас покажу! — пригрозил Сяо Лун-тань.
И, устроившись поудобнее, он стал изо всех сил колотить рукояткой ножа по кольцу. Стена, оказавшаяся почему-то дощатой и очень тонкой, задрожала, послышался шорох, посыпалась пыль.
«Что это? Стена подвижная?!»
Изумлённый Сяо Лун-тань забыл про воробья и, схватив кольцо, принялся его легонько раскачивать. Деревянная перегородка как-то странно загудела. Тогда он с силой потянул кольцо к себе, послышался скрип, и в стенке раскрылась небольшая дверца. За ней было темно, хоть глаз выколи. В нос ударил тяжёлый запах плесени и гнили. Мальчик не выдержал и дважды громко чихнул. Эхо повторило.
Тук-тук-тук! — вдруг донеслось из темноты.
Сяо Лун-тань поспешно захлопнул дверцу и всем телом навалился на неё.
«Ай-я! Это, наверно, нечистая сила стучит в деревянную рыбу — ведь говорил же дедушка Цзинь Сун!» — Подумав об этом, мальчик похолодел от ужаса.
Тук-тук-тук! — вновь донеслось до ушей Сяо Лун-таня. То ему казалось, что эти звуки рождаются за его спиной, в открытом им тайнике, то как будто они несутся откуда-то издалека.
Закричать? Всё равно не поможет: хоть надорвись, в деревне никто не услышит. Он чуть было не заплакал. И вдруг выход был найден: Сяо Лун-тань быстро закрепил дверь ножом. Пусть даже там прячется чёрт, всё равно он не сможет теперь выйти и причинить вред Сяо Лун-таню! Мальчик стал поспешно протискиваться обратно.
Палящие лучи солнца, врываясь в храм сквозь отверстия в крыше, казались блестящими столбами. Здесь было светло и совсем не страшно. Во дворе на дереве сидел дятел и долбил кору; повсюду разносилось его «тук-тук-тук».
«Так это, оказывается, ты!» Разозлившись, мальчик схватил обломок кирпича и с силой запустил его в дерево. Вспугнутая птица с красивыми яркими перьями взмахнула крыльями и улетела прочь.
Трава у ступенек, которую срезал Сяо Лун-тань, уже увяла на солнце. Ему было стыдно: он, лихой кавалерист, — и вдруг перетрусил! Решительно повернувшись, Сяо Лун-тань вновь добрался до злополучной двери, выхватил из петельки нож и распахнул её:
— А ну-ка, чёрт, выходи, если ты здесь! Я, Сяо Лун-тань, не боюсь тебя!
Мальчик громко кричал в темноту, то и дело вонзая свой нож в дверь. Но внутри всё было тихо. Он вспомнил, что в кармане у него есть спички, вытащил их и зажёг одну. Перед ним была обыкновенная узкая стена, а за ней — небольшое, величиной с кровать, пространство.
Мальчик влез внутрь и снова чиркнул спичкой. Отвратительный запах вызывал тошноту. На полу валялась куча мусора и гниющего хлопка. Сяо Лун-тань пнул кучу ногой и при слабом, дрожащем свете обнаружил четырёх крысят, ещё без шерсти. Они дрожали. В проделанной в стене норе над его головой пронзительно пищала старая крыса, как будто стараясь напугать появившегося незваного гостя.
Сквозь трещину в стене пробивалась узкая полоска света. Сяо Лун-тань прижался лбом к стене и, прищурившись, стал смотреть наружу. Там протекала речка, лёгкий ветерок колебал прибрежный камыш. На противоположном берегу было кукурузное поле, виднелись белые усики, лишь недавно появившиеся на кукурузе. Бамбуковая изгородь, увитая листьями фасоли, была сплошь покрыта красноватыми стручками.
Вдруг со стороны кукурузного поля Сяо Лун-тань заметил сверкающую на солнце белую соломенную шляпу, а рядом с ней — ещё одну. Затем показались не то два, не то три человека с прикреплёнными к широкополым шляпам листьями лотоса. Эти незнакомые люди быстро двигались вперёд вдоль поля и вскоре исчезли за фанзами Хоучжуана.
«Солдаты, переодетые в штатское!» Сердце Сяо Лун-таня сжалось.
Он ещё не знал, партизаны это или лювантуани, потому что в пограничном районе* часто действовали переодетые в штатское и те и другие. А крестьяне до тех пор, покуда не узнавали точно, что это за люди, старались избегать встреч с ними.

* Пограничными районами называли местность, расположенную между районами, где господствовали враги, и освобождёнными районами.

«Если пришли товарищи, я попрошу у них патронную гильзу и сделаю самодельный пистолет, тогда Подбитый Нос, этот паршивец, не посмеет ко мне приставать», — подумал Сяо Лун-тань.
Затем он выполз из тайника, спустился с ниши и выбежал из ворот храма.
В это время из Хоучжуана донёсся прерывистый собачий лай. Сяо Лун-тань остановился и стал рассуждать:
«Партизан у нас давно уже не было, ну, а вдруг наткнёшься сейчас на отряд «самообороны»*, что тогда? Тут шутки плохи, могут и убить!»

* Отряды «самообороны» — вооружённые силы предателей народа, реакционеров, состоявшие из бандитов и помещичьих прихвостней.

И он принял решение: вернуться домой. Когда он бежал вдоль берега, куски валявшейся в траве черепицы хрустели у него под ногами, а перепуганные лягушки, выпучив глаза, с громким кваканьем прыгали в воду, образуя на её поверхности пузыри.

3. ДЯДЯ

Не успел Сяо Лун-тань добежать до деревенского тока перед их домом, как ещё издали увидел своего младшего брата Эр Ва-цзы, который обеими руками упирался в дверь, а ногой изо всех сил колотил о порог. Сяо Лун-тань сразу понял: братишка только что ревел.
Он тихонько подкрался сзади и позвал:
— Ва-цзы!
Братишка, не говоря ни слова, обернулся. В глазах его действительно стояли слёзы.
— Скажи мне, кто обидел тебя?
— Дя... дядя, он...
— Где он?
— В доме!
— Какой-такой дядя посмел обижать Эр Ва-цзы? Вот я ему покажу! Не плачь, братишка!
Сказав это, Сяо Лун-тань вбежал в дом.
Не успел он переступить порог, как услыхал сиплый, грубый мужской голос:
— Я вам покажу! Всё это взято из моего дома!
Вслед за этим раздался звон разбитой посуды.
Сяо Лун-тань сразу узнал голос дяди Чжан Цзи-чжи. Весной во время проведения аграрной реформы он бежал в город и вот сегодня вернулся.
Сяо Лун-тань тихонько вошёл в комнату и увидел дядю, развалившегося на кровати; ноги он положил на стол. Под его грузным телом кровать жалобно скрипела.
— Моя земля кормила всю твою семью, а ты всё равно против меня! Раздаёшь моё добро этим негодяям! Это волчья неблагодарность!
Дядя злобно ударил ногой по столу, посуда опять попадала на пол.
Мама, бледная, молча стояла, прислонившись к двери.
Сяо Лун-тань не выдержал:
— Послушай, вот ты-то и есть настоящий волк! Отец засевал твою землю, но всё собранное зерно попадало в твой дом. Это же эксплуатация! Не было бы бедняков, так и сеять...
— А-а! Эксплуатация... Кто это тебе сказал? — Чжан Цзи-чжи прищурил свои налитые кровью глаза и, обогнув стол, медленно направился к Сяо Лун-таню.
От дяди исходил отвратительный запах пота и винного перегара.
— Это сказал в школе учитель Хуан!
— Вот я тебе сейчас и покажу волка!
Чжан Цзи-чжи бросился на Сяо Лун-таня, но тот пулей выскочил во двор.
— Не смей трогать ребёнка, подлец! Дьявол бы тебя побрал! — Бабушка встала в дверях, загородив Чжан Цзи-чжи выход. — В вашем доме я не видела ни одного порядочного человека. Отец твой был пьяницей, сам ты тоже пьяница!
Бабушка стала икать. Икота мучила её всякий раз, когда она сердилась.
— Не связывайся ты с ним, пусть всех нас перебьёт! Посмотрим, будет ли у него тогда хоть несколько спокойных дней в жизни! — плачущим голосом сказала мама.
— Эх! Вы, может быть, думаете, что коммунисты вернутся? И не мечтайте, они давно уже сброшены в Тихий океан! У них не осталось ни клочка земли. Теперь уже всюду власть Центрального правительства...
— Ишь, расхвастался, общипанная курица, бандит! — крикнул со двора Сяо Лун-тань.
— Эй ты, щенок!
Лицо Чжан Цзи-чжи налилось кровью, он хотел было броситься за мальчиком.
Но Сяо Лун-тань уже вбежал со двора, крича:
— Ах ты, старый пёс! Вот позовём партизан, они пустят тебя в расход!
Чжан Цзи-чжи злобно сплюнул и заорал:
— Вы засеваете мою землю, значит, должны платить мне аренду. Везде испокон веков такой порядок. У меня земля, у меня зерно, коровы, лошади — всё это мне послало небо...
— Небо? И тебе не стыдно? — сказала бабушка. — Да если бы ты не служил несколько лет в этой «Армии мира»*, ты так и остался бы нищим. Пословица говорит: «То, что нажито кровавым потом, десять тысяч лет проживёт». Считать своим можно только то, что нажито собственным трудом.

* «Армия мира» действовала во время антияпонской войны на стороне японцев. В её составе было много частей, сформированных из сдавшихся в своё время в плен японцам гоминдановских солдат.

— Когда была «Армия мира», никто и пальцем не смел тронуть меня! — Чжан Цзи-чжи снова с силой толкнул стол, всё опрокинулось, попадало на пол и разбилось вдребезги.
Он поднялся, шатаясь направился прямо к матери Сяо Лун-таня и злобно прорычал:
— Я вернулся! Позови-ка сюда своего муженька, я снесу ему голову! Посмотрим, как он после этого будет драться против своего старшего брата! Ха! — И он приставил руку к горлу, словно собираясь отрубить кому-то голову.
— Он давно в армии, ты же знаешь, — тихо произнесла мать.
— Ха-ха, стал пушечным мясом! Знаешь, какие теперь у гоминдана американские пушки? Бац! — ха-ха! — и одно мокрое место останется! Вот. Ха-ха!..
Он вытер рукавом рот и, размахивая руками, вышел из комнаты.
Ноги у мамы подкосились, и она, сев на пороге, горько заплакала.
А бабушка, подбирая с пола осколки разбитой посуды, ругалась:
— Век от века всё хуже! Коль с моего века считать, в семье Чжанов не было ни одного порядочного человека! Раньше люди были как люди, а теперь что за народ пошёл! — И она опять икнула.
Со стороны тока доносились пьяная ругань, лай и рычание собак, а в отдалении Сяо Лун-тань и Эр Ва-цзы пели песенку:

Чжан Цзи-чжи — вор, злодей,
Тащит уток у людей,
Кур хватает у людей.
А наступит день — его
Люди схватят самого
И начнут избивать.
Будет знать, как воровать!

4. «ЭТО ТОВАРИЩИ!»

Мать Сяо Лун-таня во дворе в тени дерева рубила траву на корм свиньям, как вдруг внезапно со стороны тока донёсся быстрый топот. Не успела она поднять голову, как оба мальчика вбежали во двор.
— Мама! — крикнул Сяо Лун-тань.
— Мама, мама! — вторил ему Эр Ва-цзы.
— Вы чего раскричались?
Запыхавшись, Сяо Лун-тань проговорил:
— Только что мы видели отряд людей, одетых в штатское. Они шли из западной части Цяньчжуана...
— Их человек десять, они пошли на юго-запад! — перебил брата Эр Ва-цзы.
— Не ори, я скажу. У всех винтовки в руках...
— Ну что ты говоришь! У них был ещё пулемёт!
— До них прошла ещё группа, человек пять, — добавил Сяо Лун-тань.
— Мама, они шли очень быстро, будто гнались за кем-то!
— Как вы думаете, это партизаны или гоминдановцы? — спросила мать.
— Не знаю, — ответил Сяо Лун-тань.
— Не знаю, — повторил Эр Ва-цзы.
— Что это с твоей головой, откуда на ней столько грязи? — спросила мать у Эр Ва-цзы.
Эр Ва-цзы провёл рукой по волосам, затем взглянул на ладонь, покрытую грязью:
— Это всё Подбитый Нос, сын Ю Ся-цзы, он всегда задирается... Увидел меня и бросил ком грязи, а вчера камень в меня швырнул. Знаешь, мама, как было больно!..
— Мама, этот подлец только и знает, что задираться и обижать людей! — прибавил Сяо Лун-тань. — Стоит ему увидеть меня, как он тут же начинает ругаться: «Нищий чёрт, коммунист, бандит!» Это он соскрёб лозунги на стене у Второй тётушки! Но ничего, придёт день, и я заставлю предателя познакомиться вот с этим! — И Сяо Лун-тань потряс кулаком.
— Избить его хорошенько! — проворчал Эр Ва-цзы и тоже потряс кулаком.
— Ну-ка, марш домой, и поменьше по улицам гоняйте, не то, чего доброго, столкнётесь с отрядом «самообороны». Ну и времена настали!
— Ты не волнуйся, мама, ведь мы дети! — заявил Эр Ва-цзы.
Мать нахмурила брови:
— Думаешь, они не трогают детей? Ведь ты сын бедняка, а твой папа — в Красной армии.
Сказав это, мать увела Эр Ва-цзы в комнату.
А Сяо Лун-тань сел на корточки под деревом и тяжёлой сечкой стал резать на деревянной колоде корм для свиней.
Он работал и думал.
Только что разделили землю и роздали беднякам, не успели ещё и урожай с неё собрать, а Чан Кай-ши опять явился! И эти гады помещики один за другим набежали и по-прежнему обижают людей. Почему же не идут партизаны, почему не перестреляют всех этих предателей, таких, как дядя или этот Подбитый Нос?
Он сплюнул, поднял нож и ещё яростнее и быстрее застучал им по колоде, как будто теперь перед ним был не корм для свиней, а сам Подбитый Нос и его шайка.
Тук-тук-тук! Тук-тук-тук! Трава то подскакивала, то опускалась вслед за движением ножа, и во все стороны летели мелкие кусочки.
В это время за оградой раздался резкий свист.
Сяо Лун-тань обернулся. На стене появились чёрные, выпачканные в земле руки, и тотчас же вслед за ними высунулась маленькая, коротко остриженная голова.
— Лун-тань, я встретил солдат!
Говоря это, мальчишка влез на стену.
— Подумаешь, какая новость!.. Осторожно, не свали там кирпичи. Их какой-нибудь десяток, а ты перетрусил! — Сяо Лун-тань встал и вытер о штаны зелёный сок с ладоней.
— А знаешь, ведь это партизаны! — с живостью сказал мальчик, усаживаясь верхом на стене.
Сяо Лун-тань быстро подбежал к нему:
— Товарищи? Свои? Да откуда ты знаешь? — И он щёлкнул приятеля по лбу.
Мальчик продолжал:
— Я только что был в западной части деревни и на ограде дедушки Цзинь Суна писал грязью лозунги. Не успел я написать «долой помещиков», как вдруг позади меня кто-то рассмеялся: «Ха-ха! Ты всё так же невнимателен: в иероглифе «долой» пропустил две чёрточки, и получилось «идти». Говоря это, человек подошёл и дописал недостающие чёрточки. Угадай, кто это был... Учитель Хуан!
— Учитель Хуан? — воскликнул Сяо Лун-тань.
— Посмотрел бы ты на него! Сзади у него висел маузер, на ремне — мешочек с чашкой, а на мешочке вышита красная пятиконечная звезда. Я хотел поговорить с ним, но товарищи позвали его: «Эй, старина Хуан, не отставай!» — и учитель бросился догонять отряд, который двинулся на юго-запад.
— А отца моего ты видел?
— Не видел.
— Почему же ты не спросил учителя, где он?
— Я... я... — Мальчик сконфуженно подтянул штаны.
— Эх ты, никчёмный ты человек! — вздохнул Сяо Лун-тань.
— А мы их догоним, ладно?
— Идёт! Только тихо, чтоб младший брат не узнал, не то поднимет шум и потребует взять его с собой.
Сяо Лун-тань вмиг влез на стену.
В это время из окна донёсся голос Эр Ва-цзы:
— Мама, смотри! Лун-тань и Цзинь Цюань-цзы лезут через стену!
И сейчас же из окна высунулись две головы: матери и Эр Ва-цзы.
— Ребята, не лезьте через стену, штаны порвёте!
— Не порвём, мама!
И мальчики тотчас исчезли.
Во двор вышла бабушка и, разведя руками, безнадёжно вздохнула:
— Одно поколение другого хуже! — И снова на неё напала икота.

5. ПАРТИЗАНСКИЙ ОТРЯД ДАЛЕКО

Нестерпимо пекло солнце, поверхность реки сверкала в его лучах. Знойный летний воздух был напоён ароматом зреющих хлебов. По краю неба плыли облака. Далеко, в деревне, устремлялись в небо дымки очагов, похожие на серые столбики, и, сливаясь с облаками, уплывали вдаль.
Земля была горяча, словно раскалённое железо. Сяо Лун-тань и Цзинь Цюань-цзы мчались вперёд, оставляя позади себя клубы пыли. Она носилась в воздухе, точно серый дракон, а потом медленно рассеивалась над полями.
Цзинь Цюань-цзы запыхался и замедлил шаг:
— Эй, подожди!
— Нельзя, иначе не догоним. Наверно, они уже...
Вдали раздались выстрелы, и их гулкие раскаты потрясли воздух.
Мальчики остановились, продолжая подпрыгивать на раскалённой земле.
— Как ты думаешь, это стрелял отряд «самообороны»? — испуганно спросил Цзинь Цюань-цзы.
Сяо Лун-тань ответил не сразу. Он напряжённо вслушивался. Но кругом опять всё стихло.
— Стреляли где-то далеко. А знаешь, из чего? Из винтовок японского образца «дагайцзы». Значит, стрелял учитель Хуан и его товарищи, — уверенно произнёс Сяо Лун-тань.
— А что, если это отряд «самообороны»? Давай вернёмся!
— Не бойся. Эх ты, трус! У отряда «самообороны» винтовки старого образца, «лаотаотун». У них звук глухой, как голос беззубой старухи. У отряда «самообороны» нет ни одной винтовки «дагайцзы».
— Учитель Хуан уже далеко, и я предлагаю вернуться! — С этими словами Цзинь Цюань-цзы повернул обратно.
— Ну и катись! Скатертью дорожка! — рассерженно махнул рукой Сяо Лун-тань. — Я один пойду. Вот попрошу у учителя Хуана гильзу, сделаю себе пистолет. Тогда не ходи за мной и не клянчи! — И Сяо Лун-тань упрямо зашагал вперёд.
— Ну и не надо, — бормотал Цзинь Цюань-цзы.
Он медленно шёл, искоса поглядывая на тень друга. И вдруг круто повернулся и помчался за Сяо Лун-танем:
— Подожди!
И они снова побежали вместе.
Чтобы обойти гаоляновое поле, ребята сделали крюк. Впереди показался пруд Саньцзюевань. Его спокойная поверхность была похожа на огромное зеркало, сверкающее под ослепительными лучами солнца. На берегу то здесь, то там были разбросаны корзинки для травы и одежда. С пруда доносились смех и весёлый гомон ребятишек.
— Куда торопишься, Сяо Лун-тань? Иди искупайся! — крикнул кто-то из ребятишек.
— Не могу: мы догоняем учителя Хуана! — И Сяо Лун-тань помчался дальше.
— Отряд учителя Хуана уже ушёл на сто восемь тысяч ли! Хоть всю жизнь гонитесь за ними, всё равно не догоните!
— Давай лучше купаться! До чего же хорошо — вода холодная!
— Пожалеешь, если не искупаешься! — хором кричали ребята.
Услышав, что партизанский отряд далеко, Сяо Лун-тань в нерешительности остановился и вопросительно посмотрел на приятеля. В этот момент кто-то с пруда швырнул ком грязи и попал прямо в мальчиков.
— Айда в воду!
— Ну как, пойдёте? А то снова бросим! — кричали ребята, не замедлив выполнить свою угрозу.
— Ладно! Мы им сейчас покажем! — крикнул Сяо Лун-тань.
И оба мальчика разом бросились в воду.
Пруд тотчас же огласился криками и взрывами смеха, послышались всплески воды, в воздух полетели брызги.

6. КАК ЗАПУГАЛИ КРИВОГО Ю СЯ-ЦЗЫ

Вдоволь накупавшись, ребята вылезли на берег и растянулись на горячем песке. Их головы и лица были покрыты илом и грязью. Вскочив, они стали гоняться друг за другом, крича и смеясь, а нажарившись как следует на солнце, вновь бултыхнулись в воду.
Когда веселье было в полном разгаре, Цзинь Цюань-цзы вдруг закричал:
— Глядите, вон, кажется, Ю Ся-цзы, отец Подбитого Носа!
— Ю Ся-цзы?
Игра тотчас же прекратилась.
Вдоль западного края поля медленно шёл человек. Шагая, он поминутно становился на цыпочки, вытягивал шею и смотрел в сторону деревни.
— Верно, он, — сказал Сяо Лун-тань. — Они все вернулись, и мой дядя тоже. Провалиться бы им!
— Вот бы позвать партизан, чтобы они схватили его, и Подбитого Носа, и всю их шайку и расстреляли. Чтоб знали, как обижать людей! — поддакнул Цзинь Цюань-цзы.
— Ага! И ещё моего дядю, общипанную курицу, бандита! Он напился пьяным и только что буянил у нас дома, — добавил Сяо Лун-тань.
— Эх, жаль, что партизаны уже прошли! Немного бы задержались, так и этот кривой Ю Ся-цзы не улизнул бы! — сокрушённо покачал головой один из мальчиков.
Между тем Ю Ся-цзы подошёл к берегу. Косясь на ребят, он ласковым голосом со всеми поздоровался:
— Как поживаете, детки?
Все уставились на него, не произнося ни слова.
— Ай-я! Всего несколько месяцев, как я ушёл из деревни, а ребятишки меня не узнают! Видно, за это время я сильно исхудал.
— Почему не узнаём? Ты кривой Ю Ся-цзы! — за всех ответил Сяо Лун-тань.
— Мы тебя узнаем, даже если ты превратишься в золу.
— Ха-ха! Смотрите на него! Сам, как свинья, разжирел, а ещё говорит — исхудал! — закричали ребята.
Над прудом прокатился взрыв хохота.
Однако Ю Ся-цзы, не обращая внимания на насмешки ребят, с тревогой оглядывался по сторонам. В поле не было ни души. Немного погодя Ю Ся-цзы присел на корточки у самого берега и, по-прежнему улыбаясь, пытался завязать разговор:
— Эх-хе-хе! Вот вы зовёте меня кривым, а ведь я хоть и с одним глазом, а был драконом! — Он показал пальцем на свой незрячий левый глаз. — А теперь вот прошла земельная реформа и не стало ни бедных, ни богатых — полное равноправие, верно? Эх, детки! А вы видели, что здесь только что прошёл отряд людей в штатском? — Он снова поднялся и посмотрел в сторону деревни.
— Не отвечайте ему ни слова! — тихо предупредил Сяо Лун-тань ребят, и все в полном молчании поплыли на середину пруда.
Ю Ся-цзы сел на корточки и снова уставился своим единственным глазом на ребят.
— О, Сяо Лун-тань тоже здесь? Будь осторожен, нельзя целый день сидеть в воде — заболеешь. Твой дядя вернулся? Ты не знаешь, откуда сейчас раздавались выстрелы?
— Дядя сегодня только вернулся, но его тут же схватили партизаны, — сообщил Сяо Лун-тань.
— А ещё партизаны схватили Подбитого Носа, твоего сынка, — добавил Цзинь Цюань-цзы.
— Как! Не может быть! — вскрикнул Ю Ся-цзы, вскакивая.
— Ага, — продолжал Сяо Лун-тань. — Когда партизаны схватили Подбитого Носа, они сказали: «Твой отец, Ю Ся-цзы, предатель, подался в лювантуани, так за это мы тебя сегодня расстреляем!» — Сяо Лун-тань ущипнул Цзинь Цюань-цзы за руку. — Затем партизаны связали его и ещё моего дядю...
Один из мальчиков спрятался за спиной Сяо Лун-таня, зажимая рот рукой, чтобы не расхохотаться.
Бородёнка Ю Ся-цзы задрожала:
— Это... когда, когда было?
— Да вот сейчас, до обеда.
— Только что кто-то стрелял, — может быть, это их и расстреливали! — высказал предположение кто-то из ребят, стремясь ещё больше запугать Ю Ся-цзы.
— А ещё пришёл учитель Хуан, тот, что раньше был в нашей школе, — не унимался Сяо Лун-тань. — При нём маузер. Он только что зашёл в лавку выпить чаю, я сейчас его позову!
Сказав это, он вылез на берег.
— Учитель Хуан, этот негодяй? — прошипел Ю Ся-цзы. — Я с него шкуру сдеру!
— Учитель Хуан, сюда! — крикнул Сяо Лун-тань.
— Не ори, не...
— У-чи-тель Хуан! Сюда-а-а! — хором закричали ребята.
— У, щенки! Изобью! — Ю Ся-цзы погрозил им кулаком и бросился бежать.
— Держи его! Хватай шпиона!
— Расстрелять Ю Ся-цзы!
— Трах! Трах-тах-тах! Давай из пулемёта!
Ю Ся-цзы бежал сломя голову, а ребята надрывались от хохота.

7. СТРЕЛЬБА В ПОЛЕ

Напугав Ю Ся-цзы, ребята ещё больше развеселились. Они шумели, смеялись, пели. Цзинь Цюань-цзы, подражая Ю Ся-цзы, шёл покачиваясь, а затем в панике бросился бежать. Все хохотали до слёз.
Вдруг воздух содрогнулся от резкого, раскатистого звука.
Бах! Бах! — прогремело два артиллерийских выстрела, и где-то невдалеке с грохотом разорвались снаряды.
От взрывов задрожала земля, и колосья пшеницы, вырванные с корнем, взлетели высоко в воздух. Дым и пыль заволокли небо, в нос ударил острый запах пороха.
В одно мгновение на пруду всё смешалось; ребята, обгоняя друг друга, бросились на берег, малыши подняли рёв. Через секунду все уже бежали в деревню.
На пруду сразу стало тихо, лишь ветерок поднимал на поверхности воды лёгкую зыбь. На берегу остались чьи-то рубашки и штаны. Видимо, кто-то из ребят, убегая с пруда, не успел даже одеться.
Выстрелы приближались. В воздухе свистели пули, гремели разрывы гранат, земля гудела.
Сяо Лун-тань отстал от ребят. Он был очень взволнован, так как знал, что это перестрелка между врагами и партизанским отрядом, который только что прошёл через их деревню.
«Бейте их, сильнее бейте!» — повторял он про себя.
Из гаоляна выбежала какая-то женщина, она нагнулась, подняла мотыгу и, как испуганный заяц, помчалась дальше. Пробегая мимо Сяо Лун-таня, она, запыхавшись, спросила:
— Мальчик, что там такое происходит?
— Не бойтесь, тётушка! Я вот только никак не разберу, в каком это доме справляют свадьбу!
— Негодник! Нашёл время для шуток!
Они вбежали в деревню вместе. Крестьяне, бросившие работу, разбегались по домам. Ворота уже были крепко заперты, но ребятишки, лёжа подле них на земле, с любопытством смотрели сквозь щели на улицу.

8. ПОСЛЕ БОЯ

Выстрелы раздавались уже совсем близко. По-видимому, бой шёл на поле у самой деревни. Над фанзами с устрашающим свистом летали пули. Мать заставила Сяо Лун-таня и Эр Ва-цзы залезть под кровать, а сверху постелила в несколько слоёв хлопковые очёски.
Сяо Лун-тань шептался с братом:
— Если бы сегодня был день нашего рождения, вот было бы здорово!
— А мне бы не хотелось, уж очень страшно, — ответил Эр Ва-цзы.
— Зато хорошо: посмотри, как сегодня шумно!
В эту минуту одна из пуль попала в крышу, и на стол посыпались осколки черепицы. Братья крепко прижались носом к полу и замерли.
Бабка опустилась на колени перед табличкой бога очага, горячо молясь о том, чтобы всё обошлось благополучно. Мать побелела и всё время шептала:
— О небо, только бы не стреляли из пушек, не стреляли из пушек...
Бой перешёл на восточную сторону деревни, выстрелы постепенно отдалялись. У фанз стали появляться люди. Сяо Лун-тань прерывающимся от слёз голосом крикнул:
— Мама! Мама! — и вылез из-под кровати.
— Что такое? Ты чего кричишь?
— Слышишь, стреляют теперь уже на востоке! Партизаны раз... раз... разбиты... — И он упал на руки матери.
— Врагов много, но ничего, партизаны ещё им покажут, — успокаивала Сяо Лун-таня мать, гладя его по голове.
— Правда, ма? Мама! — Эр Ва-цзы тоже вылез из-под кровати.
— Правда!
Все замолчали.
В это время где-то далеко в последний раз прозвучали одиночные выстрелы.
Через каких-нибудь час-два уже совсем стемнело. И вдруг притихшая было деревня опять заволновалась. Во дворах громко залаяли собаки, со стороны тока донеслись грубая брань и топот сапог. Прошло ещё немного времени, и кто-то забарабанил в ворота.
Эр Ва-цзы с криком бросился к матери, а Сяо Лун-тань вскарабкался на подоконник и выглянул наружу. Стук стал ещё настойчивей. Бабушка вышла во двор, сердито ворча:
— Заявились уж, заявились, как душа мертвеца в родной дом! О небо, почему ты не пошлёшь простым людям хотя бы несколько спокойных дней!
Ворота заскрипели, и снова раздался голос бабушки:
— А, это ты, жив-здоров! Чего тебе надо?..
Ворота с шумом захлопнулись. Затем раздались тяжёлые шаги, в комнате при свете лампы сверкнул штык, а затем показались двое здоровенных мужчин. Один из них был солдат, другой — Чжан Цзи-чжи.
— Второй брат вернулся? Э!
Чжан Цзи-чжи шагнул в сторону матери.
Эр Ва-цзы, прижавшись к матери, пронзительно заревел.
— Не пугай ребёнка! — бросилась к Чжан Цзи-чжи бабушка.
Но солдат штыком преградил ей путь.
— О небесный владыка, это мне наказание за то, что я вскормила эту змею!
— А ну, бабы, говорите! — Чжан Цзи-чжи ткнул пальцем в лоб матери.
— Нет, он не возвращался, — едва слышно прошептала мать.
— Не ври, смотри у меня! Пошла вон! — Он схватил мать за волосы и швырнул на пол.
Сяо Лун-тань, стоявший у дверей, молнией кинулся к Чжан Цзи-чжи и изо всей силы ударил его головой в живот. Чжан Цзи-чжи, опешив, отступил. Тогда Сяо Лун-тань, схватив его за ногу, впился в неё зубами. Мальчик услышал лишь, как взвыл Чжан Цзи-чжи. И в тот же момент, получив страшный удар, Сяо Лун-тань без сознания упал на пол.

9. «ПОЙДУ ЗА ПАПОЙ»

Ночь. В деревне мёртвая тишина. Лишь издалека доносится лай собак да изредка перекликаются часовые.
Сяо Лун-тань приходил в себя медленно. Он лежал на кровати и, казалось, видел страшный сон. Бабушка сидела у стола, лицо её было неподвижно, как у божка, вырезанного из дерева. Мать примостилась на краю кровати. Волосы её были растрёпаны, и лицо, освещённое слабым светом лампы, казалось совсем жёлтым.
— Мама, пить!
Бабушка поднесла ему чашку, и он, жадно глотая, выпил всё до капли. Стало легче. Только лицо по-прежнему болело от туго стягивавших его бинтов. Веки словно были налиты свинцом.
— Ничего, ничего. Ты посмотри только, какой здоровый мальчишка! — бормотала бабушка, утешая мать.
— Сынок, ты должен запомнить... — Мать прижалась лицом к груди сына; спазмы сдавили ей горло.
— Разве можно сейчас волновать ребёнка! — сердито вмешалась бабушка.
— Ничего, мама, я пойду за папой, я всё-всё ему расскажу!
— Они остановились в деревне. Ты не сможешь выйти, они убьют тебя.
— Я проберусь через посевы. Эти бандиты меня не поймают!
— Не болтай чепухи, спи лучше! Мало тебе досталось? — сердилась бабушка.
Она зажгла вторую лампу, взяла её и вместе с матерью отправилась спать.
Слабый огонёк мерцал на столе, вокруг лампы с жужжанием кружились комары. В комнате всё было разбросано в беспорядке: чан с мукой перевёрнут, деревянное ведёрко для воды разбито вдребезги, все вещи сдвинуты со своих мест. Ясно, был обыск.
Сяо Лун-тань слышал, как плакала мать, он приподнялся и сел.
«Вот расскажу всё папе, посмотрим, долго ли тогда проживёт этот бандит! Нет, лучше возьму у папы винтовку и сам рассчитаюсь с этой собакой. Одним выстрелом не убью — два раза выстрелю, три раза, десять раз, но размозжу ему голову, как осиное гнездо!..» — Сяо Лун-тань скрипнул зубами.
Затем он тихонько поднялся с постели и стал обдумывать, как бы разыскать отца. Конечно, это нужно сделать тайно, даже маме нельзя ничего говорить, потому что она никуда его не пустит. Папин отряд находится где-то на востоке, очень далеко отсюда, неизвестно даже, сколько дней туда идти. Поэтому необходимо запастись провизией, чтобы по дороге ни у кого ничего не просить. Кроме того, нужно захватить с собой чашку, чтобы черпать воду.
В доме всё стихло. Лампа у мамы в комнате погасла, оттуда слышалось лишь посапывание Эр Ва-цзы.
Ощупью Сяо Лун-тань добрался до кухни и тотчас же почувствовал запах жареных лепёшек. Лепёшки лежали в корзинке, которая висела на железном крюке высоко над очагом. Сяо Лун-тань влез туда и протянул руку, чтобы взять корзинку, но она оказалась очень тяжёлой, и, чтобы снять её с крючка, пришлось поддерживать снизу. Вдруг корзинка выскользнула у него из рук и с шумом упала на печь.
— Матушка! — испуганно позвала мать, и её кровать заскрипела.
Сяо Лун-тань затаив дыхание замер на печи. Сердце у него учащённо билось.
«Пропал! На этот раз мне не отвертеться!» — подумал он.
В это время бабушка пробормотала:
— Наверно, кошка.
— Окно открыто, вот проклятая кошка и забралась опять в кухню, — засыпая, проговорила мать.
— Неважно, дверь в чулан заперта.
В комнате снова стало тихо.
Немного подождав, Сяо Лун-тань тихонько слез с печи. Он взял одну большую лепёшку и четыре пампушки. Если есть понемногу, на три-четыре дня хватит. С краю на очаге он нашёл чашку, положил её на кровать и тщательно завернул всё в один свёрток. Затем вытащил карандаш, послюнявил его и написал записку:
«Мама, иду искать отца. Не беспокойтесь обо мне. Сяо Лун-тань».
Перечитав написанное, он решил добавить ещё фразу: «Храните тайну!» Затем Сяо Лун-тань послюнявил углы записки и приклеил её к дверям маминой комнаты. Захватив свой узелок, он задул лампу и, крадучись, вышел во двор.

10. УЧИТЕЛЬ ХУАН

Сяо Лун-тань перелез через ограду, прошёл вдоль неё и в темноте на ощупь двинулся вперёд.
Яркие полосы карманных фонарей скользили по деревне, освещая то поле, то деревья. Вдали слышны были голоса патрулей.
Сяо Лун-тань обогнул ограду берегом реки и направился в восточную часть деревни. Только он завернул за угол, как услышал, что кто-то его догоняет, легко ступая на черепки, которые время от времени похрустывали.
Не успел он повернуть голову, как какая-то тень метнулась прямо к нему. Сяо Лун-таня бросило в дрожь.
Но тотчас же он услышал радостное повизгивание собаки.
Мальчик опустился на землю, сердце его бешено колотилось.
Собака тихонько скулила, положив лапы мальчику на плечи и уткнувшись носом ему в лоб.
— Пёсик, вернись скорее! — тихим голосом говорил Сяо Лун-тань, наклонившись к уху собаки.
Он уговаривал её как мог, но собака не слушалась. Она лизала Сяо Лун-таню руки и продолжала тыкаться носом в его лицо.
— Ну ладно, пошли, только, чур, не лаять.
Он отломил кусочек лепёшки, сунул его собаке, и они двинулись в путь.
У кунжутного поля река поворачивала на северо-восток. За полем начиналась дорога на север, а в стороне от неё лежало широкое, засеянное хлебами поле. Нужно только пересечь эту дорогу, и тогда по кунжутному полю, где стебли выше человеческого роста, можно свободно выбраться из деревни.
Вдруг от моста с северо-восточной стороны послышался голос часового, и тотчас же вспыхнул свет карманного фонаря.
Сяо Лун-тань быстро лёг и пополз в кунжутное поле. Собака, словно всё понимая, не издав ни единого звука, последовала за хозяином. Раздвигая кунжут, Сяо Лун-тань тихо полз вперёд. Сырая земля пьянила своим ароматом, роса падала на лицо, это было приятно и приносило прохладу.
Собака, изредка отряхиваясь, то обгоняла его, то бежала рядом.
Густые заросли скрывали небо, и мальчик безмолвно продвигался вперёд в темноте. Лишь белые цветы кунжута, похожие на крохотные колокольчики, изредка падали на него. Надоедливо звеня, над ним летали комары. Всё это было так знакомо!
Сколько раз летними вечерами Сяо Лун-тань с друзьями играл здесь в прятки, в войну и так же, как сейчас, ползал в кунжуте! Но тогда они не знали ни горя, ни забот и были счастливы. А сейчас? Ему грозит смертельная опасность!
Вдруг собака остановилась и начала скулить, словно чего-то испугавшись.
— Тише, пёсик, враги убьют тебя! — Сяо Лун-тань похлопал собаку по шее.
Но она продолжала скулить, то и дело принимаясь передними лапами рыть землю.
— Назад! Назад! — Сяо Лун-тань сердито потянул её, но она не шла.
Пришлось отломить ещё кусочек лепёшки и поднести к носу собаки. Однако она не стала есть, продолжая скулить; глаза её сверкали в темноте.
«Заболела», — подумал мальчик и пополз вперёд. Тогда собака схватила его за штанину. Сяо Лун-тань пнул её ногой. Вдруг он наткнулся лбом на что-то твёрдое и холодное.
— Стой! Кто идёт? — раздался тихий голос.
Сяо Лун-тань понял, что наткнулся на дуло винтовки.
Мальчик почувствовал, как пот капля за каплей заструился по спине.
— Ты кто такой?
Голос показался Сяо Лун-таню очень знакомым.
— Я Сяо Лун-тань...
— А, это ты, Лун-тань!
Винтовка отодвинулась в сторону. Мальчик, боясь поверить правде, проговорил:
— Учитель Хуан! Это вы?
— Да... — тихо простонал человек.
Сяо Лун-тань подвинулся вперёд, но собака обогнала его и со злобным рычанием хотела броситься на учителя Хуана.
— Не трогай, это свой! — Сяо Лун-тань придержал собаку.
Тогда она улеглась позади хозяина, продолжая беспокойно обнюхивать воздух.
Сяо Лун-тань придвинулся ещё ближе к учителю и спросил:
— С вами никого нет?
— О-оо! — простонал тот в ответ.
Мальчик протянул вперёд руки, ощупал учителя и ощутил что-то мокрое и липкое. Он задрожал: учитель Хуан ранен. В темноте нельзя было осмотреть рану и определить, насколько она серьёзна.
— Пить! — попросил учитель.
— Я мигом...
— Не шуми только!
На дороге послышались шаги, всё ближе, ближе. Вот пробился луч света, но сейчас же исчез. Идущие по дороге люди задевали стебли кунжута, и он шуршал.
— Ты ничего не слышал? Мне показалось, будто кто-то разговаривает, — раздался голос.
— Это нервы, браток. У меня тоже так бывает. Когда стою один на посту, мне от страха мерещится, будто кто-то рядом со мной ходит. Иногда я даже ясно вижу тень, а стоит зажечь фонарик, как тень, чёрт побери, оказывается пнём. Терпеть не могу стоять на посту ночью!
— Верно, ночью страшно, особенно когда знаешь, что в любое время у тебя из-за спины может выскочить партизан и схватить тебя за горло... Нет, ты прислушайся!
Патруль остановился, и над полем забегали лучи фонарей.
Сяо Лун-тань затаив дыхание лежал рядом с учителем.
Он слышал, как тот взвёл курок. Вдруг он обнаружил, что собака исчезла. Беда! Если только её увидят, они пропали...
— Смотри, там кунжут как будто шевелится! — крикнул один из солдат.
— Обыскать!
Фонари погасли, щёлкнули затворы, и в тот же миг зашуршал кунжут. Бандиты влезли в посевы.
— Ни с места! Встать! — рявкнул один.
— Ты обнаружен, стреляю!
— Вперёд! Бей!
Голоса звучали почти рядом. Сяо Лун-таня прошиб холодный пот, он почувствовал смертельный ужас. Горло сжала судорога, голос пропал.
В тот же миг раздались свирепое собачье рычание и треск разрываемой одежды.
— Ай-я! — испуганно вскрикнул бандит и выстрелил. — Шкура! Прокусила ногу! А ну-ка, пырни её ещё штыком!
— Скотина! Всё из-за неё! У, гадина!
Патрульный ткнул собаку штыком, та жалобно тявкнула и умолкла. Сердце Сяо Лун-таня сжалось от боли.
Шаги удалились. В поле воцарилась напряжённая тишина.

11. В РАЗРУШЕННЫЙ ХРАМ

Они лежали рядом в кунжуте.
— Испугался? — спросил учитель.
Сяо Лун-тань ощутил его тёплое дыхание.
— Ага! Чуточку, — ответил он краснея.
— Ничего, потом будешь смелее... Ой!.. Мы должны поскорее уйти отсюда — на рассвете они снова придут.
— Вы хотите вернуться в отряд? Я пойду с вами!
— Нет! Отряд наш теперь далеко, а моя нога... ой!.. — Учитель Хуан тихонько застонал, зубы его отбивали дробь.
— Тогда я отведу вас в храм.
— В храм?
— Ага, в разрушенный храм в восточной части Цяньчжуана.
— Нельзя! Ты что, смеёшься, что ли? Там сразу...
— Нет, за нишей для святых есть двойная стена, там может поместиться человек. Об этом никто не знает. Жители никогда не бывают в храме... Вытащите кирпич внизу стены, и я смогу приходить со стороны реки и приносить вам еду.
Вокруг стояла тишина, только вдалеке радостно трещали кузнечики. Лёгкий ветерок прилетел с равнины, коснулся поля, и оно что-то тихо ответило ему.
— Нам нужно только переползти через это поле, потом пойдут манговые * заросли, а там уже и храм. Давайте я поддержу вас. Ну, двинулись!

* Манго — дикая трава, из которой плетут верёвки.

— Хорошо! Только нога... эх!..
Тёплые ладони легли на плечи Сяо Лун-таня, и он вместе с учителем медленно пополз вперёд.

12. ФАРФОРОВАЯ ЧАШКА

Устроив учителя в храме, Сяо Лун-тань оставил ему свёрток с провизией и тихонько выскользнул наружу. Возвращался он домой вдоль берега. В воде квакали лягушки. На востоке показались предутренние звёзды. Близился рассвет.
Мальчик чувствовал, что лицо у него слегка распухло, в ушах звенело, ноги казались свинцовыми. С большим трудом добрался он до дома, перелез через невысокую стену и очутился во дворе. Войдя в дом, он крадучись добрался до кровати.
Сяо Лун-тань так устал, что сразу же заснул, едва голова его коснулась подушки. Когда он проснулся, комната была озарена солнечным светом.
Он с трудом поднялся, зевнул и стал протирать глаза. Яркие лучи солнца слепили его. Эр Ва-цзы, сидя на низенькой скамеечке у дверей, старательно мастерил из бумаги кораблик. Увидев в руках у младшего брата зелёную бумагу — обёртку от пачки табака, — Сяо Лун-тань почувствовал, как сердце его ёкнуло: «Ведь это же записка, которую я вчера писал маме».
Он неслышно подкрался к брату и выхватил у него злополучный листок. Вначале Эр Ва-цзы испугался, а затем заорал, бросился на пол и стал колотить по полу ногами.
— Это не твоя бумага! Я только что отодрал её от двери! А-а-а!
— Не реви, я дам тебе карандаш, — нерешительно предложил Сяо Лун-тань.
— Не нужен мне твой карандаш!.. Давай мне лучше один канпяо*, — решительно заявил вдруг братишка, — иначе я не перестану плакать и тебе попадёт от бабушки!

* Канпяо — денежные знаки в старых освобожденных районах. Народ называл их «канби» (денежные знаки Сопротивления).

И он снова громко заревел. Глаза у него, однако, оставались сухими.
— Ладно, дам! Чертёнок!
Эр Ва-цзы вскочил, подтянул штаны, громко шмыгнул носом и пошёл вслед за братом в комнату.
В это время зашла бабушка и села на скамеечку. Похлопывая себя по коленям, она ворчала:
— Вот проклятущая кошка! И как только она могла съесть такую большую лепёшку да ещё четыре пампушки! Как её не разорвало?.. Непременно сдохнет!
Не переставая ворчать, она вытащила из-под стола корзинку со льном и стала сучить нитку.
— А где мама? — Сяо Лун-тань вытащил из старого потрёпанного учебника одну бумажку канби достоинством в юань и отдал её Эр Ва-цзы.
— Мама пошла в поле за овощами. Ещё утром, как только бандиты ушли.
— А они все ушли? — Сяо Лун-тань почувствовал облегчение.
— Все. Осталось всего несколько лювантуаней.
Эр Ва-цзы сунул деньги в грязный карман и прищурился:
— Погоди, сейчас найду лотошника и куплю конфет! Тебе тоже достанется, не бойся. — С этими словами он выбежал из комнаты.
Сяо Лун-тань потоптался на месте и тоже вышел. Сегодня он особенно опасался бабушки, так как она не переставая кляла полосатую кошку, предсказывая ей недобрую смерть.
— Как чувствуешь себя? Ай-я, лицо как опухло! — И бабушка пристально оглядела проходившего мимо неё внука.
— Хорошо, бабушка! Вот только глаза немного...
— Чего там, взгляни-ка лучше на свои штаны! Да нет, сзади.
Сяо Лун-тань оглянулся и посмотрел: штаны были в грязи, и на них виднелась кровь.
— Кровь! Откуда она взялась? — испуганно спросила бабушка.
Сяо Лун-тань, растерявшись, забормотал:
— Вчера... на... верно... вчера...
— Ступай скорее в мамину комнату!
К удивлению Сяо Лун-таня, бабушка ничего не стала выпытывать у него.
Сяо Лун-тань тотчас же проскользнул во внутреннюю комнату и переодел штаны.
В это время во дворе послышались шаги.
— Пусть даже так, всё равно он от нас не убежит, как ты думаешь? — раздался голос Ю Ся-цзы.
— Не убежит, — подтвердил Чжан Цзи-чжи. — Посмотри, что я нашёл на дороге, а на кунжутном поле видел следы крови. Он наверняка прячется где-нибудь в траве!
На столе что-то звякнуло.
Сяо Лун-тань прижался носом к деревянной перегородке и сквозь щель заглянул в комнату. Сердце его бешено заколотилось, вены на лбу вздулись, в висках стучало. На столе он увидел ту самую фарфоровую чашку в белом мешочке с вышитой красной пятиконечной звездой. Учитель Хуан обронил её!
Усевшись на кровати и зачем-то ощупывая чашку, Ю Ся-цзы говорил:
— Как бы там ни было, а надо произвести тщательные розыски. Нельзя поручиться, что кто-нибудь из деревенского быдла не спрятал его. Сердце бедняка всегда тянется к Восьмой армии, как наше — к гоминдану.
— Чего там говорить, он ранен и далеко не убежит, — заметил Чжан Цзи-чжи, закуривая, и продолжал: — Вчера во время боя партизаны отступили, и теперь они далеко. Поэтому я пока не думаю возвращаться в город. Поживу здесь, в доме брата, а там посмотрим. Когда наше положение станет более прочным, привезу сюда и детей...
Со двора донёсся громкий голос бабушки:
— У меня здесь жить негде!
— Не обращай на неё внимания, — посоветовал Чжан Цзи-чжи, — ей уже в гроб пора ложиться.
— Правильно рассуждаешь! У меня тоже такие планы. Но ты-то уже нашёл себе пристанище, и мне тоже нужно что-то предпринять. А что, если мне пойти жить к старику Цзинь Суну? Ведь и ему досталась часть моей земли! Ха-ха!
Во дворе закудахтала курица. Она только что снесла яйцо.
Чжан Цзи-чжи тотчас же выскочил во двор и стал тихонько звать курицу:
— Цып-цып-цып!
— Ты что это задумал, окаянная душа? — налетела на него бабушка. — Ну-ка, уходи! Живо!
Но тут об землю ударился камень, и испуганное кудахтанье курицы донеслось уже с тока.
— Хватай её! Ну и жирна! Хэй! — топая ногами, радостно кричал из комнаты Ю Ся-цзы.
Раздался выстрел, и вскоре во двор со смехом вбежал Чжан Цзи-чжи, неся окровавленную курицу.
— А ты теперь поскорей раздобудь вина! Моя курица — твоё вино, а?
— Идёт! — тотчас же согласился Ю Ся-цзы.
Во дворе тихо плакала бабушка.
— Лакомый кусочек! Жаль только, порохом немного пахнет! — причмокнул губами Ю Ся-цзы, сидя на корточках и ощипывая курицу.
— Ладно тебе ломаться, дьявол! Порохом, видишь ли, пахнет, невидаль какая! Послушать тебя — так ты как мясник, который боится свиного визга! Иди тащи вино, да поживей!
Вскоре Подбитый Нос притащил здоровенный кувшин.
— Смотри, отец, целый кувшин водки, да какая крепкая!
Ю Ся-цзы схватил кувшин и отпил глоток:
— Ого! Хороша! Сколько дал?
— Дал? Ха! Видишь ли, отец, когда этот болван Чан Мао увидел мой кулак, он от страха не знал, куда деваться, не то что деньги требовать. Скажешь ещё! Ха-ха!
— Вот молодчина! Из него толк выйдет! Действует точь-в-точь как ты, — обращаясь к Ю Ся-цзы, заметил Чжан Цзи-чжи.
Громовой хохот потряс комнату.
А во дворе тихо плакала бабушка.

13. ЭР ВА-ЦЗЫ ЗАНИМАЕТСЯ ВЫМОГАТЕЛЬСТВОМ

Солнце уже садилось за горы. В вышине тихо плыли розовые облака. Вечерняя заря окрасила полнеба, и поверхность реки засверкала тысячами золотых искорок. В ветвях ив тоскливо шумел вечерний ветер, о чём-то шептал прибрежный камыш.
Сяо Лун-тань не находил себе места. Время от времени он высовывал из зарослей голову и озирался. Он только что сюда пришёл, но ему казалось, что он ждёт уже целую вечность.
«Однако не может ведь этот чёрт полосатый меня подвести!» — подумал мальчик. Мимоходом он сорвал нежный листок камыша и сделал из него стрекозу. Но получилось плохо, и он в сердцах разорвал листок на клочки.
Вдруг кто-то дважды хлопнул в ладоши на берегу. Сяо Лун-тань сунул в рот пальцы и засвистел. Свистел он красиво, совсем как иволга. В ответ кто-то замурлыкал песенку и подошёл поближе.
— Иди сюда! Заставил меня столько времени ждать! — тихо ворчал Сяо Лун-тань, хотя уже нисколько не сердился.
Из зарослей камыша выскользнул мальчишка. Это был Цзинь Цюань-цзы.
— Чуть было не влип, — сказал он. — Едва не наткнулся на Подбитого Носа. В лучшем случае он избил бы меня до полусмерти! Вот я и пролежал в поле...
— Принёс? — перебил его Сяо Лун-тань.
— Принёс! — Цзинь Цюань-цзы вытащил из кармана два яйца. — У мамы в банке осталось всего семь — восемь яиц, я взял только одно: боялся, как бы не заметила. А сейчас я увидел нашу несушку в поле и ждал, пока она снесёт вот это второе яйцо. Сегодня мать снова будет ругать курицу за то, что она не снесла яичка.
Сяо Лун-тань взял у приятеля два ещё тёплых яйца и тут же вытащил три денежные ассигнации канби.
— Три? — разочарованно протянул Цзинь Цюань-цзы. — Да если их продать, можно за штуку получить два с половиной юаня, а в прошлый раз ты мне за два яйца дал лишь учебник по арифметике, и то весь изодранный. Когда это мы ещё будем ходить в школу — всё время война.
— Не шипи, в следующий раз я дам тебе краснозелёный карандаш.
— Я хочу марки «Великая стена».
— Хорошо, получишь «Великую стену».
Цзинь Цюань-цзы засвистел весёлую песенку и пошёл вдоль берега. Немного погодя Сяо Лун-тань тоже вылез из зарослей камыша.
— Старший брат, ты здесь? — Это кричал, стоя у самой воды, Эр Ва-цзы; он удил рыбу.
— Угу. Вышел погулять. — Сяо Лун-тань принял беспечный вид.
Он никак не ожидал, что братишка может оказаться здесь поблизости.
— Опять обманываешь! Наверняка что-то от меня скрываешь. Только что я видел, как отсюда вылезал Цзинь Цюань-цзы. — И Эр Ва-цзы указал на камыши.
— Ну и пусть вылезал. Мне какое дело? Очень мне нужно!
— А что ты делал вчера вечером за храмом?
— Я?
— Да, ты. Вчера, когда начало темнеть, я ловил на локустовом дереве, что к северу от речки, цикад и видел, как ты шёл берегом, а потом завернул за храм. Я тебя звал, а ты не откликался и вдруг исчез.
— А! Это я гнался за куницей. Рву я бобы на огороде и вдруг слышу — что-то мимо меня прошмыгнуло, я и стал гадать, что бы это могло быть...
— Куница!
— Ну да, куница. И какая огромная! — Сяо Лунтань показал, какой величины была куница. — Я тихонько подкрался к ней сзади, а она как бросится бежать вдоль речки — и за храм, я за ней...
— Ай-я! И не страшно было тебе одному идти за храм?
— Так ты слушай. Гонюсь я за ней, а она вдруг исчезла! Где только я её ни искал, всё напрасно, и вдруг слышу — из храма доносится: «Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!» Я перепугался и давай бежать. Добежал до деревни и всё ещё слышал эти звуки.
— Это, наверно, был оборотень! — прошептал Эр Ва-цзы.
— Кто его знает. Может, как рассказывал дедушка Цзинь Сун, это чёрт Чжан Шэнь-чуй* бил в деревянную рыбу. Ты к храму и близко не подходи!

*Чжан Шэнь-чуй — в китайской мифологии чёрт ростом в чжан (немногим более трёх метров).

— Ни за что не пойду, страх какой!.. Эй, ты куда это несёшь яйца?
— Что ты мелешь! — Сяо Лун-тань торопливо повернулся и зашагал прочь.
— Хорошо же, всё скажу бабушке! Она вечно меня ругает; то говорит, что я взял у неё кусок холста, то яйца. Я говорю — не брал, а она не верит. Так это, оказывается, ты таскаешь! — Эр Ва-цзы свернул удочку и, ворча что-то себе под нос, последовал за братом.
— Братишка, миленький, не говори бабушке! Я дам тебе денег.
— Не нужны мне твои деньги! В тот раз на канпяо, который ты мне дал, я ничего не мог купить. Хотел конфет, а лотошники говорят: «Сейчас канпяо не годится, давай гуаньцзиньпяо*». Я ругал их, называл реакционерами, но ничего не помогло. Если хочешь, давай пять гуаньцзиньпяо. — Эр Ва-цзы сощурил хитрые глаза.

*Гуаньцзиньпяо — денежные знаки, выпущенные в то время реакционным гоминдановским правительством.

— Шалопай, тебе бы бамбуковых палок дать! Вот назло ничего не получишь! — проговорил старший брат.
— Тогда я всё расскажу бабушке!
— Ну и говори, ябеда несчастная, я не боюсь! Ничего особенного мне не будет, поругает и всё.
И Сяо Лун-тань решительно зашагал дальше.
— Тогда давай мне хоть две медные пуговицы, — не отставал Эр Ва-цзы.
— Не дам! — Сяо Лун-тань остановился.
— Ну ладно, давай одну!
— Так и быть, мне просто жаль тебя. Но смотри, бабушке ни гу-гу.
— Ничего не скажу, а если произнесу хоть слово, пусть буду этим... — Он выставил вперёд мизинец*. — Тогда меня за человека можешь не считать.

* Этот жест выражает презрение.

— Пошли, дома получишь свою пуговицу.
Эр Ва-цзы послушно последовал за братом. Придя домой, Сяо Лун-тань вытащил из выдвижного ящика маленькую картонную коробочку, из коробочки достал блестящую медную пуговицу и потёр её пальцами. Что и говорить, расставаться с пуговицей было жаль. Но он скрепя сердце отдал её Эр Ва-цзы, дав ему мимоходом подзатыльник. Брат, как ни в чём не бывало, потёр ушибленное место и радостный выбежал во двор.
Во время ужина, когда мать о чём-то разговаривала с бабушкой, Эр Ва-цзы вдруг выпалил:
— Мама, а куница может превратиться в оборотня?
Сяо Лун-тань беспокойно заёрзал на месте, табурет под ним заскрипел. От волнения он закашлялся, и крошки еды полетели у него изо рта.
Мать прервала разговор с бабушкой и спросила сына:
— Что с тобой, нездоровится?
— В горле першит. Кхе-кхе!
— А ты поешь горячего супа, и всё пройдёт!
— Может превратиться в оборотня, а? — не унимался Эр Ва-цзы. — А в храме есть чёрт ростом в чжан?
Мать продолжала разговаривать с бабушкой, не обращая на него внимания.
Эр Ва-цзы хотел ещё о чём-то спросить, но Сяо Лун-тань соскользнул с табурета и энергично пнул братишку под столом ногой. Неожиданно вскочила бабушка.
— Ах ты разбойник! Ты что, ещё лягаться вздумал? — И она стала растирать ушибленную ногу. — Даже за столом не можешь посидеть спокойно!
Мать бросила сердитый взгляд на мальчиков:
— Быстрей ешьте и не смейте болтать!
Теперь Эр Ва-цзы наконец умолк и принялся за еду.

14. БЕЗ НАЛИЧНЫХ ДЕНЕГ НЕЛЬЗЯ

Прилавок в аптеке «Сунботан» высокий-высокий и всегда покрыт толстым слоем пыли. Владелец аптеки, старик Чан Мао, клюёт носом, сидя за своей конторкой. По всему видно, что торговля идёт вяло.
Сяо Лун-тань поднялся на цыпочки, положил подбородок на прилавок и тихо позвал:
— Господин Чан Мао!
Старик испуганно вздрогнул и поднял голову.
— Кто там? — спросил он.
— Это я, господин! Старик медленно нацепил на нос очки в чёрной оправе и подошёл к прилавку, лениво обмахиваясь веером, сделанным из листа банана.
— Ты... как будто из Щицзябао? — Аптекарь уставился на мальчика поверх очков.
Сяо Лун-тань, запинаясь, пробормотал:
— Я не из Щицзябао, вы... наверно, о... ошиблись, я из Бицзячжуана.
— Всё равно. За лекарством пришёл?
— Да, мне нужно лекарство.
— Хорошо. Давай-ка рецепт. — Старик тотчас же оживился.
— Нет. У меня рецепта нет...
— Ты что же, смеёшься надо мной? Какое ты можешь заказать лекарство без рецепта?
Старик вернулся к своей конторке, сел и приготовился было опять задремать, но вдруг, как будто что-то вспомнив, снова подошёл к прилавку:
— Можно и без рецепта. Ты только скажи, от какой болезни. К примеру говоря, от простуды я дам тебе траву «уши-ча», от кашля хороша сушёная повилика с мандариновой коркой, если живот...
— Это рана, господин!
— Рана? Какая рана? — спросил старик.
— Дело было так. Шестнадцатого июля был бой, а младший братишка косил в поле траву, и его ранило в ногу. Мы не звали врача, а дни теперь стоят жаркие, и рана загноилась... Дайте мне какого-нибудь порошка!
— Э, бедный твой брат. Что за времена настали! С детства я ни одного спокойного дня не знаю. Вначале пришла революция и прогнала Маньчжурскую династию. В годы республики шла война, воевали с милитаристом Сунь Чуань-фаном, потом с японскими чертями... А сейчас вот снова гражданская война. Нет конца войнам... Подожди немного, я приготовлю тебе пластырь.
Он ловко выдвинул несколько ящичков, взял большой, в синих цветах фарфоровый флакон, высыпал оттуда содержимое в латунный горшочек, закрыл крышкой, взял латунный пестик в виде шарика на длинной ручке и стал что-то толочь в горшочке. Звук при этом получался красивый, мелодичный..
Сяо Лун-тань, положив подбородок на прилавок, с любопытством наблюдал за всей этой процедурой, вдыхая приятный запах лекарственных трав.
— Ну вот, в этом пакетике порошки. Сначала посыпь ими рану, а потом заклей её этим пластырем, через три дня сделаешь то же самое, и постепенно всё заживёт.
Сказав это, старик застучал костяшками счётов, и Сяо Лун-тань напрягся всем телом.
— ...три, три, теперь девять, три, пять, один, пятнадцать, пять, отбросить пять... Так, всего двадцать один юань и пять мао, только гуаньцзиньпяо!
— Господин, у меня нет денег, я принёс яйца, может, возьмёте?..
— Хэй! Снова я впустую старался! — Старик развёл руками.
Опять защёлкали счёты.
— Давай одиннадцать яиц! А в следующий раз приноси деньги!
Сяо Лун-тань облегчённо вздохнул и, вытащив из кармана одиннадцать крупных яиц, положил их на прилавок.
— Хэ-хэ, яйца хорошие, думаю, что в твоих карманах ещё осталось несколько штук, а?
— У меня было ровно одиннадцать штук, господин, больше нет! — И Сяо Лун-тань схватил с прилавка пакетики с лекарством.
— Не лги. Ишь, какой прыткий! — Старик вытянул шею и заглянул за прилавок.
Маленькая скамеечка опрокинулась на пол, а мальчишки и след простыл. Старик Чан Мао сердито задрал бороду и пробормотал:
— Шустрый мальчишка! Но в другой раз без денег ничего не выйдет!

15. «Я НЕПРЕМЕННО ПРИНЕСУ ВАМ ВОДУ!»

Казалось, в этот жаркий летний полдень всё живое замерло. Лишь надрывно кричали цикады, укрывшиеся в густых ветвях вязов.
На полях не видно было ни единого человека.
Сяо Лун-тань, закатав штаны, нагнулся над водой и принялся что-то искать на дне. Вскоре он вытащил из мутной воды спиральную раковинку и, не глядя на неё, швырнул в корзинку, которая висела у него за спиной. Время от времени он поднимал голову и насторожённо оглядывал оба берега речушки; издалека, оттуда, где речка делала поворот, доносились громкие ребячьи голоса. Сяо Лун-тань внимательно прислушался и уверенно зашагал дальше, прямо к восточной части деревни.
Он шёл, шумно разбрызгивая воду. Возникавшие на её поверхности около зелёной ряски пузыри лопались, обдавая его брызгами. Лягушки, выпучив глаза, в страхе забирались под листья лотосов. Впереди росла огромная ива. Она наклонилась к самой воде, и концы её нежных длинных ветвей купались в реке, точно играя с волнами. Сяо Лун-тань залез под иву и сел, чтобы немного передохнуть. Именно здесь, где особенно чувствовалась прохлада, в этот знойный полдень совсем неплохо было бы выкупаться.
В это время на поле у берега реки что-то зашуршало. Сяо Лун-тань шмыгнул под иву. С противоположного берега донеслась грустная девичья песня:

Ушёл в солдаты старший брат,
В далёкий край ушёл солдат,
Рука в руке, прощальный взгляд,
И вот сестра одна.

«Фу, как напугала меня!» — подумал Сяо Лун-тань.
А девушка продолжала петь, и в голосе её слышались слёзы:

Ты слышишь, брат, мои слова:
Когда уйдёшь в далёкий путь,
Сестрёнку не забудь!..

Песня растаяла где-то вдали.
Сяо Лун-тань залез в самую гущу камыша и стал карабкаться на берег. Камыш колол ему ноги, но мальчик, стараясь превозмочь боль, вылез на берег в том месте, где высилась задняя стена старого храма.
Он присел на корточки у основания стены, спрятавшись в густой траве, прислушался, затем поднял кусок кирпича и шесть раз стукнул им в стену.
В стене зашевелился камень, и показалось небольшое отверстие. Сяо Лун-тань вытащил из-за пазухи два пакетика и тихо сказал:
— В одном пакетике порошок, в другом — пластырь. Вначале нужно посыпать рану порошком, а потом заклеить пластырем, через три дня повторить то же самое.
— Спасибо тебе, Лун-тань! — раздался голос из-за стены.
— Вот ещё два огурца. — Сяо Лун-тань вынул из корзинки два длинных, изогнутых огурца и просунул их в отверстие стены, добавив: — Это вам, чтобы утолить жажду. Еда ещё есть?
— Еды... ещё хватит... Вот если бы ты мог принести... воды... воды! Я хочу пить, очень хочу пить!.. — раздался изнутри прерывающийся голос.
Чувствовалось, что каждое слово человек произносит с трудом.
— Не беспокойтесь, учитель Хуан, я непременно принесу вам воду! Я пошёл. Запомните хорошенько: через три дня повторить всё снова.
— Ой!..
И камень закрыл отверстие в стене.
Сяо Лун-тань перебросил через плечо корзинку, тихо спустился по крутому берегу и соскользнул из камыша прямо в прохладную воду.

16. «НЕ СКАЖУ, НИЧЕГО НЕ СКАЖУ...»

Горячая земля обжигала босые ноги Сяо Лун-таня, и он летел вперёд, стараясь едва касаться земли. Несколько кур, расположившихся в пшеничной соломе рядом с током, испуганно взмахнули крыльями и с кудахтаньем разбежались в разные стороны.
— Ах ты, хулиган! А я думала, что-нибудь случилось! — высунулась из окошка какой-то фанзы голова старухи.
— В Поднебесной всё спокойно, бабушка!
Он продолжал бежать, корзинка била его по спине.
— Стой! — послышался из огорода крик.
Из-за изгороди неожиданно выскочил здоровый подросток, на целую голову выше Сяо Лун-таня, и грубо преградил ему путь.
Сяо Лун-тань весь напрягся; сердце его сильно забилось. Перед ним был его злейший враг — Подбитый Нос!
— Чего тебе надо, я тебя не трогаю!
— Сейчас проверим, откуда ты явился! — И подросток шмыгнул носом.
Он поднёс ко рту огурец, который держал в руке, и откусил половину. Щёки его надулись, сок стекал на обнажённую грудь.
— Сейчас я о-бы-щу тебя! — бормотал он, разжёвывая огурец.
— Не очень-то задавайся! Думаешь, я боюсь тебя?
— Заставим, заставим... — Подбитый Нос перевёл дух и закончил: — Заставим бояться, коммунистический гадёныш!
Он отшвырнул оставшуюся половину огурца и, подбоченившись, пошёл прямо на Сяо Лун-таня и ударил его грудью прямо в нос.
— Проваливай, а то смотри, изобью! — сказал Сяо Лун-тань, отступив на шаг.
— Ты? Меня? Ха-ха! А это ты нюхал?.. — Он сжал кулак и поводил им перед самым носом Сяо Лун-таня.
На грубой руке выступили хорошо развитые мускулы, блестевшие на солнце, словно покрытые глянцем.
— Дай-ка посмотреть! — Подбитый Нос грубо дёрнул к себе корзинку, разорвав поясок, на котором она висела у мальчика, но, заглянув внутрь, разочарованно произнёс: — А я-то думал, что там рыба, а там несколько ракушек. Рыбак ещё называется! Зажмёт под мышкой дохлую крысу и прикидывается охотником!
Он швырнул корзинку на землю и с тупой яростью растоптал её.
От злости колени у Сяо Лун-таня задрожали, к горлу подступил комок. Он поднял кулак и в гневе выпалил:
— Берегись! Пусть только придёт учитель Хуан...
— Кто? Кто? — Подбитый Нос подскочил к Сяо Лун-таню и схватил его за руку. — Учитель Хуан?
— Ничего я не сказал!
Сяо Лун-тань уже глубоко раскаивался, что сболтнул лишнее, даже не предполагая, как серьёзно это может обернуться.
— Говори, ну! — Подбитый Нос стал трясти его за плечи.
— Не скажу! — упрямо твердил Сяо Лун-тань.
— А если я дам тебе два фазаньих хвоста? Гляди, какие пёстрые и длинные. — И он руками изобразил длину хвостов, выдавив при этом что-то похожее на улыбку.
Ответа не последовало.
— Хорошо, я добавлю ещё десять юаней.
— Не скажу, ничего не скажу...
Подбитый Нос изо всех сил стукнул мальчика по переносице, и тот пошатнулся. Тогда Подбитый Нос навалился на Сяо Лун-таня всей тяжестью своего тела, сбил его с ног, упёрся коленями ему в живот и обеими руками вцепился в горло.
Через минуту лицо у Сяо Лун-таня посинело, на висках набухли вены...
— Будешь говорить, а? Не то отправлю тебя в преисподнюю! — И Подбитый Нос слегка разжал пальцы.
Сяо Лун-тань широко раскрыл рот, глотая воздух:
— Не скажу...
Подбитый Нос сжал горло ещё сильнее.
— Сейчас же отправлю тебя на тот свет! — орал он.
Придавленный его тяжестью, Сяо Лун-тань не имел сил сопротивляться, язык его вывалился изо рта. Ещё немного, и мальчик задохнулся бы.
— Будешь говорить? — И Подбитый Нос снова ослабил пальцы. — Не скажешь — задушу!
Сяо Лун-тань моргал глазами и жадно хватал ртом воздух. На лбу его выступили капли пота.
— «Не скажешь, не скажешь»! А что говорить?
— Где учитель Хуан?
— Я не... не знаю...
— Так почему же ты только что сказал про учителя Хуана, что он придёт?
— Я сказал... потом когда-нибудь он... придёт, и я... пожалуюсь... вот что я хотел... тебе сказать!
— Ха-ха! Учителю Хуану! — Парень презрительно шмыгнул носом. — Им всем давно уже капут!
Он поднялся, дал Сяо Лун-таню пинка и, насвистывая, пошёл прочь.
Сяо Лун-тань, обессилев, остался лежать, чувствуя, как жжёт раскалённая земля. Он попытался было подняться, упираясь в землю руками, но руки дрожали, в ушах звенело, в глазах мелькали золотые звёздочки, и он без сознания рухнул на землю.
Прошло много времени. Но вот тётушка Ян с мельницы направилась в огород за баклажанами. Ещё издалека она увидела мальчика, лежащего под изгородью, и сердито закричала:
— Нечего прятаться! Наконец я тебя поймала! Целый день огурцы воруете. Вот сейчас я тебе покажу.
Но, подбежав ближе, женщина вскрикнула:
— Скорей сюда! Человека убили!
Прибежали крестьяне и отнесли мальчика домой.
Во дворе их встретила мать. Клубок ниток выскользнул у неё из рук, и она бросилась к сыну:
— Что... что случилось?
— Это Подбитый... Нос...
— А, дал ему хорошенько, только, кажется, мало! — послышался из комнаты голос дяди Чжан Цзи-чжи.
Мама обняла Сяо Лун-таня, и слёзы их смешались.

17. НЕРАЗРЕШИМАЯ ЗАГАДКА

Прошло два дня. Сяо Лун-тань поправился, болела только переносица.
После того как Подбитый Нос жестоко избил его на улице, бабушка строго-настрого наказала внуку не выходить за ворота. Днём выход сторожила она, а ночью рядом с Сяо Лун-танем спала мать. Чжан Цзи-чжи почти не выходил из дома и недобрым, ненавидящим взглядом смотрел на мальчика.
Сяо Лун-тань не находил себе места. Он думал о том, что учитель Хуан вот уже три дня без воды. А жара стояла нестерпимая. Ведь он обещал принести учителю Хуану воды и до сих пор не принёс. Что подумает учитель? Он может сказать: «Никчёмный мальчишка, дохлых чертей испугался!» От этих мыслей у мальчика щекотало в носу и на глазах выступали слёзы.
Он незаметно выглянул из окна. Бабушка сидела у ворот и сучила нить, за дверью слышался кашель Чжан Цзи-чжи. Сяо Лун-тань вернулся и сел на кровать. Необходимо хорошенько пошевелить мозгами и придумать какой-нибудь веский довод, чтобы бабушка позволила ему уйти из дома.
— Хэй, дружище, что за странное дело? — послышался голос входящего Ю Ся-цзы.
— А что случилось? Ты что-то раскис! — спросил Чжан Цзи-чжи.
— А вот что случилось. Только что один из наших солдат принёс мне эту рваную резиновую туфлю, а ты знаешь, крестьяне в этой деревне не носят резиновой обуви. Солдат сказал, что подобрал её рано утром у реки в восточной части Цяньчжуана...
— Тоже в восточной?
— Да. Он сказал ещё, что когда был в дозоре, то случайно обнаружил на земле свежие отпечатки рук. Он удивился, тщательно всё осмотрел. У берега был притоптан камыш, и там валялась вот эта туфля, а рядом были мокрые следы.
— А может быть, остались следы ног в резиновой обуви?
— Нет. Вот это-то и удивительно. Точно этот человек ходил не ногами.
— Производили обыск? — спросил Чжан Цзи-чжи.
— Конечно. Обыскали рядом поле, обшарили всю траву, были даже в храме, но никаких следов нигде не обнаружено.
Наступило молчание. Кто-то из собеседников тихонько барабанил пальцем по столу.
Сердце Сяо Лун-таня бешено колотилось, в горле пересохло.
— Вот так загадка, чёрт подери! — произнёс Чжан Цзи-чжи. — Фарфоровая чашка, следы крови на кунжутном поле, убитая собака, рваная резиновая туфля, и всё это обнаружено в восточной части Цяньчжуана. Да, тут непременно что-то кроется!
— Я уверен, что эта резиновая туфля принадлежит раненому партизану, которого мы ищем, — продолжал Ю Ся-цзы после некоторого молчания. — Он наверняка ранен в ногу и не мог уйти. Теперь прячется где-то в восточной части деревни, а сегодня ночью выползал на берег. Если бы он не был ранен в ногу, на земле были бы следы не рук, а ног.
— А что ему понадобилось на берегу?
— Это...
И снова наступило молчание.
Через некоторое время Чжан Цзи-чжи решительно сказал:
— Значит, так. Сейчас с несколькими солдатами пойдём к старику Тянь Сяну и проведём тщательный обыск, а если ничего не найдём, всё равно тряханём его как следует. Ведь в восточной части только его земля.
Щёлкнул курок пистолета, и они вместе вышли из комнаты.

18. «ВОДЫ... ВОДЫ...»

За ужином мама печально сказала бабушке:
— Они убили несчастного Тянь Сяна...
Сяо Лун-тань вздрогнул всем телом, и палочки для еды выпали у него из рук.
— Что с тобой, мальчик? — Мать крепко прижала сына к себе.
— Голова болит!
Мама пощупала его лоб:
— Горячий. Надо пораньше лечь спать!
Она отвела Сяо Лун-таня в комнату и уложила в постель, а бабушка последними словами проклинала Подбитого Носа. Сяо Лун-тань лежал, и ему казалось, будто руки и ноги у него парализованы. Наконец веки его отяжелели, и он забылся тревожным сном.
Но только он закрыл глаза, как в ушах у него прозвучал тихий голос:
«Воды... воды! Я хочу пить, очень хочу пить... Воды, воды!..»
Он открыл глаза и всё равно видел перед собой худое, измождённое лицо учителя Хуана. На этом лице, туго обтянутом кожей, выделялись огромные глаза, они смотрели со скорбью, он дышал тяжело, как рыба, выброшенная на сушу.
«Воды... воды...»
Сяо Лун-тань стремглав подполз к нему и протянул большую чашку холодного чаю. Дрожащей рукой учитель Хуан схватил чашку и жадно прильнул к ней. Вода текла по подбородку и капала на рубаху.
Сяо Лун-тань широко раскрытыми глазами смотрел на раненого и протягивал ему ещё одну чашку холодного чаю. Учитель Хуан потянулся к ней, но вдруг чьи-то сильные руки схватили его. И в тот же момент в комнате послышался злобный хохот Чжан Цзи-чжи:
«Ха-ха! Почтенный Хуан, наконец-то ты попался!»
Сяо Лун-тань хотел броситься на врага, но вдруг перед его глазами сверкнул свет. Раздался выстрел, и учитель Хуан, обмякнув, свалился на пол. По лбу его текла кровь...
Сяо Лун-тань в ужасе вскочил. В комнате было темно, лишь в окно пробивался слабый луч света. Рядом с ним мерно похрапывали мама и Эр Ва-цзы.
Сердце его стучало, рубашка была мокрой от пота.
Он тихо сполз с кровати и стал ощупью пробираться к двери. Неосторожно наткнулся на мамину ногу, и мама пробормотала:
— Этот мальчик действительно... — потом она повернулась на другой бок и затихла.
Сяо Лун-тань, крадучись, добрался до кухни и под бочонком с водой нащупал большую бутылку. Он набрал в неё воды и, незаметно выйдя из дому через заднюю калитку, направился вдоль речки к храму.
В прибрежной траве стрекотали кузнечики, дул прохладный ветерок.
Мальчик уже входил в заросли камыша, как вдруг мимо него с шумом пронеслась какая-то белая тень, и он замер у основания стены. В воздухе послышался резкий крик какой-то водяной птицы; она взмахнула крыльями и скрылась в вышине.
Где-то в деревне тихо заплакал ребёнок.
Но Сяо Лун-тань продолжал идти вперёд и благополучно добрался до задней стены храма.
Он быстро вскарабкался наверх и постучал в стену.
Стучал он тихо, но в этой безмолвной ночи звуки казались громкими.
— Да! — раздался голос за стеной.
В стене появилось отверстие. Сяо Лун-тань взял бутылку и стал проталкивать её внутрь. Но отверстие было слишком узким, и бутылка не входила. Как раз в это время в Цяньчжуане залаяли собаки.
— Не волнуйся, мальчик! — сказал учитель Хуан.
Сяо Лун-тань обнаружил, что бутылка в его руках трясётся, и услышал бульканье воды. Это учитель Хуан выдернул пробку, и вода из бутылки медленно потекла в чашку, которую он подставил. Скоро бутылка стала совсем лёгкой.
Гав! Гав! Гав! — надрывались собаки.
— Кто-то идёт, учитель Хуан!
— Скорее назад! — приказал тот.
Сяо Лун-тань быстро вытащил из отверстия бутылку и стал тем же путём пробираться назад. Но не успел он пройти и нескольких метров, как услыхал неподалёку шум шагов и позвякивание металлических предметов. Он ускорил шаги, потом побежал, но проклятые черепки то и дело похрустывали под ногами.
Неожиданно шаги смолкли. Было ясно, что люди прислушиваются.
Сяо Лун-тань растерялся ещё больше, споткнулся о камень и упал. Бутылка разлетелась вдребезги.
— Вот он!
— Не шевелись!
Сверкнул луч карманного фонаря.
Из зарослей камыша Сяо Лун-тань соскользнул в речку. На берегу уже гремели выстрелы, пули падали в воду, летели брызги. Вся деревня вмиг пробудилась, отовсюду нёсся заливистый собачий лай.
Всё ближе и ближе раздавались встревоженные голоса.
— Откуда он появился?
— Смотри, разбитая бутылка!
Сяо Лун-тань, воспользовавшись светом фонарика, сломал толстый камышовый стебель, взял его в рот и с головой погрузился в воду, выставив на поверхность его другой конец. Так он стал продвигаться на запад. Дышать было трудно, всё время приходилось сплёвывать воду, которая просачивалась сквозь трещины в камыше.
Через некоторое время он наткнулся на бревно и осторожно высунул голову из воды.
На востоке блуждал свет электрического фонаря, кто-то шумно возился в камышах. Мальчик прополз под ивой, пересёк огород и, последним усилием раскрыв калитку, тут же упал на землю.
Мать и бабушка уже ждали его. Они схватили мальчика и защёлкнули калитку на засов.
— Они... они гонятся... за мной!
На берегу снова раздалось два выстрела. Шум голосов приближался.
Мать стянула с Сяо Лун-таня мокрую одежду. Зубы у неё стучали; она дала ему короткие штаны и уложила в постель:
— Сейчас же спи! Все спите!
В это время снаружи раздался голос:
— А ну, выходи, не то стрелять будем!
Вслед за угрозой раздался выстрел.
— Всё равно не уйдёшь! Сдавай оружие — не тронем! — кричали за стеной. — Смотри, вот следы мокрых ног!
Теперь все преследователи собрались у их дома.
— Эге, да это ведь мальчишка!
Тотчас же калитка задрожала от тяжёлых ударов. Чжан Цзи-чжи яростно сквернословил.
Бабушка зажгла лампу и, неторопливо подойдя к дверям, произнесла дрожащим голосом:
— Небо, кто это может в глубокую ночь сюда явиться?
Она отодвинула засов, дверь с треском распахнулась, ударив бабушку по лбу. Первым в дом ввалился Чжан Цзи-чжи и заревел:
— Кто сюда только что входил?
— Ты что это плетёшь? Да мы все спим!
— А Сяо Лун-тань?
— Он лёг даже без ужина. У него жар.
— Сейчас пойду посмотрю!
Двое солдат из отряда «самообороны» с винтовками наперевес сторожили у дверей, а Чжан Цзи-чжи с бабушкой направились в комнату.
Мамино лицо было белое, как бумага; она лежала на кровати и дрожала.
— Чего там, малярия трясёт, э? — произнёс Чжан Цзи-чжи, зажигая фонарик и освещая лицо мальчика. Сяо Лун-тань зажмурился.
— А почему волосы мокрые?
— Наверно... это... пот... — заикаясь, пробормотала бабушка.
— Хэй, а ряска откуда в волосах?
В комнате воцарилась жуткая тишина.
— Пошли! Взять его! — Чжан Цзи-чжи закатил Сяо Лун-таню оплеуху.
— Послушай, не бей ребёнка... не... не бей его! Заклинаю тебя, не бей! — плача, бросилась к Чжан Цзи-чжи бабушка.
Тот с силой оттолкнул её и стащил мальчика с кровати.
— Чжан Гэнь-фа, свяжи его и запри!
— Есть! — Один из солдат вошёл в комнату и накинул на шею мальчика верёвку.
— Мы продолжим поиски возле храма, а завтра допросим мальчишку, — обратился Чжан Цзи-чжи к другому солдату.
Затем он вставил в пистолет новую обойму, махнул рукой, и они вышли, уводя с собой Сяо Лун-таня.
Мать бросилась к бабушке, крича:
— Мама, мама...
Тонкий язычок пламени в лампе колебался.

19. «ТОВАРИЩИ ПРИШЛИ!»

Сяо Лун-тань шёл в темноте по неровному берегу, поминутно спотыкаясь. Шею ему стягивала тонкая льняная верёвка. Руки были связаны за спиной, и верёвка врезалась глубоко в тело. Вначале руки у него затекли и болели, но сейчас он уже ничего не чувствовал.
Солдат из отряда «самообороны» шёл позади него, держа в руках верёвку и временами подталкивая мальчика прикладом.
Перед тем как взойти на мост, солдат дёрнул за верёвку и предупредил Сяо Лун-таня:
— Смотри не глупи! Не вздумай бежать! Я и пулю на тебя не потрачу... Видали мы таких ловкачей!
Они вступили на деревянный мост. Доски скрипели, по реке скользили блики. Сяо Лун-тань подумал: если бы не эта проклятая верёвка, сейчас легко можно было бы убежать! Стоит только повернуться, столкнуть этого тупого солдата в воду, и всё в порядке. Но...
— Пошёл! — прикрикнул солдат и снова подтолкнул мальчика прикладом.
Где-то вдали закричал петух, и его примеру последовали петухи во всей деревне. Близился рассвет.
Конвоир привёл Сяо Лун-таня к штабу отряда «самообороны». Его окликнул часовой:
— Кого ведёшь?
— Щенка!
— Ладно. Смени меня, я сам отведу его.
— Будь оно неладно! Солдат, видно, не человек — всю ночь глаз не дали сомкнуть! — зевая, сказал солдат.
Часовой втащил Сяо Лун-таня в комнату и лишь тут, при свете лампы, разглядел его:
— Тьфу, цыплёнок желторотый!
Он потащил Сяо Лун-таня к какой-то двери, открыл её, втолкнул его внутрь, пнув при этом в спину, и снова запер дверь.
Сяо Лун-тань упал плашмя на землю, и нос его сразу распух. Что-то потекло в рот... Кровь! Перед глазами замелькали бесчисленные золотые звёздочки. Он лежал обессилев, не в состоянии пошевельнуться.
Когда-то этот дом принадлежал помещику, затем его передали бедняку Чжоу Тянь-чжану, а сейчас Чжан Цзи-чжи выгнал прочь Чжоу Тянь-чжана и разместил здесь штаб отряда «самообороны». Помещение, куда заперли Сяо Лун-таня, когда-то было хлевом.
В нос ударила вонь, вызвавшая тошноту, земля была скользкая, покрытая густым слоем грязи. Сяо Лун-тань лежал почти без сознания, он прижался лбом к прохладной грязи и ему стало немного легче.
Вскоре в темноте он услышал чьи-то вздохи, зашелестело сено. Он испугался:
«Это вол, вол! Если он поднимется, он раздавит меня!»
Сяо Лун-тань с усилием откатился в сторону.
— О-ох, хэ!.. — донёсся из угла слабый голос.
Там был человек.
Сяо Лун-тань быстро пополз вперёд. Неожиданно лицо его коснулось распростёртого на земле человека. Тот вскрикнул, словно его ошпарили:
— Ай-я! Я не виноват, не виноват...
— Дьявол тебя возьми! А ну потише, не то получишь! — стукнул в дверь часовой.
— О-ох, о-ох! — дважды испуганно простонал человек и затих; вскоре снова послышалось его слабое дыхание.
По голосу Сяо Лун-тань узнал Чжоу Тянь-чжана. Тот, видно, здорово натерпелся от бандитов.
Сяо Лун-тань сел, упираясь спиной в стену. Снова закричали петухи. В поле ветер шелестел колосьями хлебов. Какая-то ночная птица захлопала крыльями и взмыла в вышину.
Наступал рассвет. «А когда придёт день, Чжан Цзи-чжи станет меня допрашивать, и я, конечно, ничего не скажу, ничего, пусть даже меня расстреляют... Мама... Я больше никогда не увижу мамы...» Он уронил голову на руки, и картины одна ужаснее другой поплыли перед его взором. Вдруг он вздрогнул. Он знал, что Чжан Цзи-чжи сейчас рыщет возле храма. Что, если из-за какой-нибудь случайности или вот как это было с ним в последний раз, Чжан Цзи-чжи обнаружит тайник в стене? Тогда учитель Хуан... — Он вздрогнул от пронизывающего холода, которым веяло от стены, выложенной внизу камнями.
Мгновенно вспыхнула мысль: бежать!
Здесь ему был известен каждый вершок. Хлев был непрочным вверху, стены были глинобитные: толкни — и пробьёшь. Снаружи — засеянное поле. Из отверстия в стене можно проскользнуть туда, а с поля — к берегу реки. Из прибрежного кустарника пробраться к воде, перебраться через реку, и ты свободен — иди куда хочешь. Нет! Прежде всего нужно найти партизанский отряд и, воспользовавшись тем, что бандиты ещё не обнаружили учителя Хуана, просить товарищей ударить по врагу и спасти его.
При воспоминании об учителе Сяо Лун-тань почувствовал к врагам ещё большую ненависть. Почему они заперли его здесь? Они думают, что он несмышлёный младенец! Глупые!
И он решил сейчас же встать и долбить стену. Но мечты его сразу рассеялись, в руки безжалостно впивались верёвки.
— А-а-а! Пощадите... спасите... — тихо стонал Чжоу Тянь-чжан...
А за стеной шуршали посевы, словно нарочно маня к себе Сяо Лун-таня.
Бежать невозможно. Последняя надежда — на партизанский отряд. Они скоро придут, разобьют врага и освободят его... «Это вполне возможно!» — думал Сяо Лун-тань. Может быть, этой ночью партизанский отряд примкнул штыки и двинулся в атаку на Щицзябао! Мальчик вспомнил, как учитель Хуан читал им однажды книгу. В ней рассказывалось о том, как японцы схватили бойца Восьмой армии и жестоко истязали его, требуя выдать остальных товарищей, но он ничего не сказал; японцы хотели его расстрелять, однако не успели: пришла Восьмая армия, уничтожила японских чертей и спасла бойца. Вспоминая этот рассказ, мальчик прижался ухом к щели в стене, надеясь услышать отдалённые звуки боя и звонкую команду: «В атаку!..»
Но, увы, деревня безмолвствовала.
«Тот, кто писал эту книгу, зря морочил людям голову, заставляя их радоваться, в жизни так не бывает!» — гневно обрушился мальчик на автора книги.
Снова прокричали петухи.
«Бежать, бежать, пока не наступил рассвет!»
Сяо Лун-тань попытался разорвать верёвки, но они оказались очень крепкими.
Он в сердцах плюнул.
И всё же начал осторожно долбить стену.
Вдруг в голову ему пришла мысль: ведь можно попробовать перетереть верёвки!
Он тотчас же принялся за работу, руки его с силой тёрлись о грубые камни, но верёвка врезалась глубоко в кожу. Было нестерпимо больно. Однако он продолжал тереть! Надежда воодушевляла его.
Верёвка наполовину стёрлась, но так как она врезалась в тело, приходилось её тереть вместе с рукой!
Из восточной части Цяньчжуана внезапно донеслись два выстрела.
Ноги Сяо Лун-таня ослабли, и всё тело его сразу стало вялым и бессильным. Он подумал: это убили учителя Хуана...
Но не успел он заплакать, как опять загремели выстрелы, вскоре слившиеся в сплошной гул. Над домом свистели пули.
— Восьмая армия! Восьмая армия!
Снаружи началась паника. Часовой за дверью испуганно бормотал:
— Скорей... скорей... бьют... поднимайся...
Силы вновь вернулись к Сяо Лун-таню. Сердце его забилось с такой силой, точно хотело выпрыгнуть.
И он закричал что было силы:
— Товарищи пришли!
Звуки выстрелов заглушили его голос. Сделав последнее усилие, он разорвал верёвки и ринулся к двери, но она была крепко заперта, и снаружи загромыхал висячий железный замок. Тогда он бросился назад, к стене. Удар, ещё один, ещё — и глиняная стена обвалилась. В помещение ворвался свет занимающегося дня.
— Спа... сите! — лёжа в грязи, кричал Чжоу Тянь-чжан.
— Это товарищи! — успел сказать Сяо Лун-тань и вылез наружу сквозь пролом в стене.

20. ПАПА

Наступило утро. В деревне раздавались теперь лишь одиночные выстрелы.
Люди, пробуждённые от сна, с радостью в сердце высовывались из окон и глядели наружу.
Сяо Лун-тань мигом перемахнул через две изгороди и бросился бежать в деревню. Не успел он добежать до чьего-то огорода, как мимо него близ бамбуковой изгороди промелькнула чёрная тень и исчезла. За ней гналась группа людей. Под изгородью вспыхнул огонь; чёрная тень выстрелила по людям, которые её преследовали.
В следующее мгновение в воздухе пролетел маленький чёрный шарик. Сяо Лун-тань бросился на землю. Рядом вспыхнул огонь — взорвалась граната. Над изгородью повис густой дым, и комья грязи посыпались на Сяо Лун-таня.
Он быстро вскочил на ноги, присмотрелся и громко крикнул приближающимся к нему людям:
— Товарищи! Попали! Так его!
Пятеро партизан бросились вперёд. Сяо Лун-тань подбежал к одному из них, тому, что был впереди:
— То-варищ... — Слёзы брызнули у него из глаз.
— Сяо Лун-тань! — изумлённо воскликнул человек.
— Папа!

21. ПО ЗАСЛУГАМ

Партизаны подбежали к бамбуковой изгороди и перевернули лежавший ничком труп.
— Это Ю Ся-цзы, папа! — сказал Сяо Лун-тань. Он смотрел на бездыханное тело Ю Ся-цзы и ему не было жалко предателя.
— Я рад видеть его мёртвым. По заслугам этой собаке! — сказал отец.
Другие бойцы провели мимо человек десять пленных.
— Папа, пойдём скорей выручать учителя Хуана! — воскликнул Сяо Лун-тань.
— А где он? — поражённый, спросил отец и с одним из бойцов побежал вслед за мальчиком.
Они мигом добежали до разрушенного храма; несколько летучих мышей испуганно заметались и спрятались в углублении стены под стрехой.
— Учитель Хуан! У-чи-тель Хуан! — громко позвал Сяо Лун-тань.
По храму прокатилось громкое эхо.
Одна из статуй в нише качнулась и грохнулась вниз, из-за неё показался учитель Хуан, но тут же упал на землю. Отец влез в нишу, обнял товарища, и бледное лицо учителя озарилось улыбкой. Опираясь на отца, он с трудом спустился со ступеней.
— Старина Хуан! А мы-то думали... думали...
— Это всё благодаря ему! — И учитель Хуан указал на Сяо Лун-таня.
Молодой боец помог отцу вывести раненого, и они все вместе вышли из храма, направляясь к деревне.
У самого дома старика Тянь Сяна из тёмного угла раздалось щёлканье: кто-то нажал на спусковой крючок пистолета.
— Кто тут? — крикнул отец, поднимая маузер.
Он бросился вперёд, плотно прижимаясь к стене.
Из темноты вышел человек. Он неторопливо подул в дульное отверстие своего пистолета и отшвырнул его далеко в сторону. Это был Чжан Цзи-чжи. С холодной усмешкой он сказал:
— А, это ты! На этот раз тебе повезло! Мой последний патрон был бесшумный. Если бы я не промахнулся, хе-хе...
— Руки вверх! — крикнул отец. — Зато у нас для тебя пуль хватит! — Он крепко связал руки Чжан Цзи-чжи и добавил: — Смотри, даже небо радуется!
Все посмотрели на небо.
Оно было чистым и ясным. На востоке занималась заря. Утренний ветер нёс с собой аромат хлебов с полей, и жаворонки звонкими песнями приветствовали наступающий день.

СОДЕРЖАНИЕ

1. Покорение святых .... 3
2. Тайна разрушенного храма .... 6
3. Дядя .... 11
4. «Это товарищи!» .... 15
5. Партизанский отряд далеко .... 19
6. Как запугали кривого Ю Ся-цзы .... 21
7. Стрельба в поле .... 24
8. После боя .... 27
9. «Пойду за папой» .... 30
10. Учитель Хуан .... 33
11. В разрушенный храм .... 39
12. Фарфоровая чашка .... 40
13. Эр Ва-цзы занимается вымогательством.. 44
14. Без наличных денег нельзя .... 49
15. «Я непременно принесу вам воду!» .... 52
16. «Не скажу, ничего не скажу...» .... 54
17. Неразрешимая загадка .... 59
18. «Воды... воды...» .... 61
19. «Товарищи пришли!» .... 67
20. Папа .... 73
21. По заслугам .... 74